Книга Израиля. Путевые заметки о стране святых, десантников и террористов
Шрифт:
Ну, евреям это обошлось примерно в шесть миллионов душ. Освенцим там. Треблинка. Бабий Яр. И прочее, помельче. Концлагеря, гетто, расстрельные рвы. В числе убитых был то ли миллион детей. То ли полтора миллиона. Кто считал? Там цифры вообще гуляют. И если бы не редкостное занудство еврейского народа и редкостный же в отношении этого народа сволочизм цивилизованного мира, которому эти невинные души спасти было раз плюнуть, ни о каком Холокосте и речи бы не шло. Мало ли кто кого в каком количестве в ту войну уничтожал. Считать их всех…
Что, кстати, с цыганами, которых немцы любили не больше евреев, и произошло. Было их в Европе поменьше –
Эту категорию народу в Германии после расправы над штурмовиками Эрнста Рёма, среди которых однополых был вагон и маленькая тележка, по тюрьмам, а с 1940 года по концлагерям, на перевоспитание распределили. То ли пять, то ли пятнадцать тысяч человек. И поскольку концлагерь не курорт, погибло их там немало. Хотя по сравнению с общей численностью хотя бы тех же подвергнутых эвтаназии неизлечимых больных – всего ничего. А по сравнению с цыганами, евреями или советскими военнопленными были они там едва ли не в привилегированном положении. Хотя, конечно, не в таком, как социально близкие расово чистые немецкие уголовники, из которых набирались блоковые старосты – капо.
Впрочем, оставим. О Холокосте – Катастрофе европейского еврейства – и аналогичных ему геноцидах в других странах в отношении других несчастных, об отношении к этим преступлениям против человечности «мирового сообщества», о вполне приличной судьбе палачей, о массовой подлости и предательстве и о редчайших проявлениях человечности и личного мужества будет время рассказать отдельно. Книга эта автором начата.
Похоже, геноцид по-прежнему любимое развлечение фанатиков от религии и политики не только в Африке или на Ближнем Востоке. Писать об этом очень не хочется, больно уж тема мрачная. Никаких нервов не хватает. Но надо же суммировать накопившийся опыт. Вдруг, не дай Б-г, придётся угодить в очередную мясорубку. Самому-то ладно – однова живём. А если детям или внукам? Вот то-то и оно…
Так вот, о чём это всё было? Не собирался автор писать настоящую книгу. Кризис на Украине, другие планы, то-сё… Но возжелало её издательство. А материала как раз под неё накопилось более чем достаточно. Вообще-то с прошлых книг его осталось ещё на столько же, сколько уже было написано, если не больше. Тем более что книги эти, как мог заметить читатель, если он держит в руках не первый опус, вышедший из-под пера автора, становятся всё объёмистей. Последняя – четвёртая, про национальную идею, – примерно вдвое толще, чем первая, про Ближний Восток. И это не случайно.
Собственно говоря, только эта последняя и написана по исходному плану. То есть все главы в ней стоят на своём месте, ни одна не выброшена, не сокращена и не оставлена на будущее. И даже несколько разделов вставлено в книгу в дополнение к задуманному. Хотя что именно будет содержаться в каждом из них, видит Б-г, автор не имел понятия до того самого момента, как их написал. Поскольку мысль пишущего вьётся прихотливо. И он, как правило, ни сном ни духом не ведает, что выйдет в конце концов из-под его пера. Сто раз это автор читал у других и полагал, что это писательские враки. А оказалось, что так оно и есть!
Соответственно, осталось у него в загашнике материалов минимум
Кто в этом виноват? Обилие ярких характеров, которые вспоминаются по ходу дела и внезапно врываются на страницы, которые для них вовсе не были предназначены? Давно почившие в бозе общественные структуры и, казалось бы, напрочь забытые ситуации, которые вдруг воскресли в памяти? Словоохотливость рассказчика? Материал управляет автором, ведёт его и подгоняет, заставляя оживлять давние тени и оставляя в запасе ещё больше неописанного и нерассказанного, но достойного описания ничуть не меньше, чем всё то, что написано, откорректировано, отредактировано и напечатано.
Что любопытно, изрядное число людей, которые в его описаниях узнали себя либо усмотрели свою фамилию, которая в противном случае никого бы не заинтересовала в целом свете до скончания веку, откликнулись на это столь же активно, сколь и злобно. И этим немало удручили автора. Который, стоит покаяться, некоторых из них и в самом деле полагал клиническими идиотами. Но упоминал-то он о них мягко и дружески, стараясь ненароком не обидеть. Поскольку не стоит смеяться над убогими. Грех.
Первое место в этой категории заняла пожилая, нервная, гиперактивная дама, которая и в молодости была не вполне адекватна, а с возрастом стала совсем плоха на голову. Что могут засвидетельствовать все, кто её знает. Достаточно сказать, что она, живя в Израиле, умудрилась перепутать собственного до крайности взбалмошного и бестолкового зятя с абсолютно посторонним и ничуть на него не похожим человеком, на которого публично набросилась, обвиняя в соблазнении дочери – к счастью, позаимствовавшей лучшие черты и таланты отца, а не матушкин характер.
Грешно было обижаться на отчаянно ругательную и столь же отчаянно бестолковую статью экзальтированной дамы, которую она потребовала разместить в качестве рецензии на американском русскоязычном сайте. Автор по просьбе его создателей ограничился двумя страницами на том же сайте, на которых высказал всё, что думал о ней лично, о её знаниях, роли в еврейском сообществе и отношении к жизни. Причём – придерживаясь строгих правил публичного общения с женщинами почтенного возраста. Хотя в данном случае это было нелегко.
Впрочем, если он кого-то из нижеописанных персоналий и организаций, в том числе занимающих высокие посты, полагает необходимым обидеть всерьёз, ни к какому эзопову языку прибегать не имеет смысла. Слишком много лет его жизни потрачено на евреев, еврейские организации и еврейское государство, чтобы изображать из себя тётушку Тротт или даму с камелиями. Слишком много сил. И денег – его собственных, его партнёров и всех тех, кто отрывал их от себя в рамках работы Российского еврейского конгресса, одним из основателей, председателем совета директоров и президентом которого автору довелось быть. Не до жиру. Пускай терпят.