Книга Каина
Шрифт:
Идея, с которой вступал в брак я, когда женился на Мойре, была более очевидна. С двенадцати лет она была королевой среди тех, кого я непосредственно знал. Единственной красивой девушкой, существовавшей за пределами призрачных манящих образов из кино. Её красота, как мне казалось, способна стать рамой для моей собственной внешности, которая, как ни печально, до того времени привлекала внимание лишь немногих знатоков. Я отчаянно нуждался в подтверждении, что несмотря на объективную неполноценность обстоятельств моего рождения я, в общем и целом, принц. И я оберегал намёки на вещи или являющиеся грёзы с той ревностью, с какой старатель оберегает сумку с образами. Однако из мечтаний уходила их убедительность всякий раз, как я сталкивался с Мойрой во плоти, слишком поражённой и очарованной собственным блистательным явлением, чтобы допускать тайные мыслишки. И в действительности у меня было свободы не больше, чем у чёртика на ниточке. Каждая дерзкая попытка взбрыкнуть,
Мои думы о её вполне сложившейся половой зрелости отличались жутчайшим пуританством. Мягкие и мокрые места находились под запретом. Если бы она сняла трусики, я бы повесился. В первый раз увидев новую надпись в мужском туалете «Мойра Тэйлор — пизда», я был ошарашен. До того момента мои романтические страдания не позволяли мне сформулировать такую мысль.
Объектом моих мокрых снов была другая девочка — весьма сексуально развитая дочка португальской бляди. Имевшие место с её стороны авансы я, по молодости и незнанию, находил неприличными. Сильвия. Её фамилия, как и моя, составляла любопытный контраст, когда мелькала в списке среди более привычных фамилий: Лэйрд, Литтл, Маклеод, Макдональд, Моррисон, Росс, Сильвия… Сильвия Джизус Сильвия — таким было полное имя, записанное в журнале, а укороченная версия…. Сильвия Сильвия, с ударением на второй слог, звучало почти неприлично. Струилось как оливковое масло среди скал и вереска. Поговаривали, что она носит красные трусики, ее имя часто мелькало в школьных туалетах. Хотя Сильвия была всего на год младше меня, она училась на три класса ниже, считалась довольно отсталым ребёнком и морокой для учителей из-за своей ненормальной физической развитости. Её академическое местоположение более или менее отгородило её от мальчишек, которые, имей она возможность ходить на танцы, стали бы ею интересоваться.
Школа, деревянное смешанное учебное заведение в округе Керкудбрайтшира — смелый шаг, продиктованный законами военного времени — притягивала к себе внимание наиболее прогрессивных педагогов Шотландии. Многие акры садов и парков вместе с зарослями флоры и ее дикими обитателями, где гуляли дети обоих полов, всегда представляли собой потенциальную мишень для длинных смертоносных винтовок в руках потомков Джона Нокса[10].
Я учился в пятом классе и имел право ходить на танцы для младших учеников, которые заканчивались в 7:30. Потом Сильвия, поскольку училась в младших классах, должна была покинуть большую комнату, где проводились танцы. Наши с ней отношения остальные участники вечера считали неприличными. Классная, чьим любимчиком среди мальчиков я был, неоднократно спасала меня от директорского гнева и вдвойне отыгрывалась на Сильвии.
«Сильвия Сильвии Пизда»: это мне было нетрудно представить. Я осознавал её бросающееся в глаза животное начало каждый раз, как мы танцевали. Теплыми летними ночами, она, спрятанная между мягких полных бёдер, будто тёмная роза, в моих мечтах дарила мне непонятное удовольствие. Я часто обещал себе, что придет новый день, и я скажу «да». Но солнце вставало вместе с Мойрой Тэйлор, и я проигрывал бой дневному свету.
В первый раз я занимался любовью с проституткой. Принсес-стрит, Эдинбург. Десять шиллингов за несколько минут в бомбоубежище. Мне не приходилось видеть, и я даже представить себе не мог столь уродливых ног, как те, что открылись мне при свете спички. Дряблая задница, похожая на бледное мясо на каменных ступеньках, мешковатая юбка, задранная аж до пупка, промежность, похожая из-за раздвинутых ног на пещеру, мерцающая спичка и этот первый секс, призрачный и уныло-бесцветный, как комок паутины на её тупоконечном холмике. Она растёрла там слюну резким движением, каким мать слюну вытирала у меня со щеки носовым платком, когда мы шли в гости. Она растёрла там слюну, и это было, как если бы кто-то почесал голову. Её гениталии ощетинились, обнажив милые розовые зубки. Она велела мне не тормозить. Каменные ступени отдавали холодом. Наверху, на улице шел приятный дождик, и я слышал шорох шин по влажному щебню. На своих голых ногах я почувствовал ночной ветер. Спичка догорела. В почти полной темноте бомбоубежища я лёг на неё сверху и почувствовал, как её живот, прохладный, мягкий, липкий, прогнулся под моим.
В то время я служил моряком Военно-Морских Сил Великобритании. Помню, как шёл в одиночестве обратно в общежитие Ассоциации молодых христиан, где я остановился. Я снова и снова прокручивал в памяти случившееся, и когда добрался до общаги, во мне оставалось лёгкое чувство вины. Во мне была даже какая-то смутная гордость, может от неопытности, но я испытал самое настоящее облегчение. В кафе Ассоциации я запил его чашкой кофе с молоком.
Я провалялся в койке где-то около
Часов в десять утра кто-то постучал в дверь. Это заявился Ирландец, легавый с рынка. В его обязанности входило инспектировать лодки, и ему хочется, чтоб его считали кем-то вроде «морского старшего полицейского офицера».
— Минуточку!
Я выскочил из постели, влез в штаны, натянул майку и отправился открывать.
— Чё, еще дрых? — Он утрамбовывал табак в трубке указательным пальцем левой руки.
— Да, вчера поздно вернулся, — сказал я.
— Я думал ты на резервном.
Я зевнул и покачал головой.
— Ладно, слушай сюда, — сказал он. — Я тут походил, посмотрел низ. Знаешь, у тебя в трюме воды больше чем на фут?
— Ага, по-моему у нас ещё в одном месте течь. Сильно резануло одним из этих колониальных буксиров.
— Это когда случилось?
— А, недели две назад.
— Ты сообщал куда надо?
Ирландец — маленький мужичонка с усталыми и сердитыми голубыми глазами. Я знаю, что он мне симпатизирует, но понимаю, сейчас он расстроился.
— Ничего такого, чтоб сообщать кому-то, насколько я могу судить. Скорей всего, пара досок на обшивке отошли.
— Ладно, Джо, ты б лучше встал и заделал щель. Минут через пятнадцать я приду и оставлю насос на палубе. Так что вставай, чини, потом воду откачаешь. Договорились?
Я кивнул.
Его тон смягчился, как всегда бывало, после того как он меня облает.
— Я бы остался тебе помочь, — сказал он, глядя на свои часы, именной хронометр от президента корпорации. — Но мне срочно надо в Бруклин. Там одна лодка паршивая тонет. Капитан, мать его, свалил на берег, найти не можем.
— Я уберу воду, Ирландец.
— Вот и хорошо, Джо, и не забывай всегда сообщать, если чего. Попозже сможем заявить.
Он ушёл, деловито перебираясь через две другие баржи на пристань.
— Бля, — подумал я, — вкалывать. И знает же прекрасно этот Ирландец, что не так-то просто о чём-то сообщить. Если пишешь рапорт, надо в нём накапать на капитана буксира, значит одновременно ты и его обязан ставить в известность. Даже предполагается, что ты должен дать ему расписаться. У капитана буксира сотни способов тебе жизнь испортить основательно. Или же основательно упростить. Так что если есть возможность не писать рапорт, то нечего его и писать.
Стоял один из тех не по сезону хороших февральских дней, когда светит солнце, и создаётся впечатление, что весна на носу. Река казалась очень широкой, по ней плыли вереницы медлительных танкеров, плавучая железнодорожная платформа, всевозможные буксиры. Паром с 42-й улицы, похожий на старый трамвай, двигался к берегу Джерси. Вода у причала была грязной, там плавал весь мусор с берега, гниющая пробка, пища на разных стадиях разложения, самшит, презервативы, и все это покрыто слизью, жиром и грязью. Мужик с пневматической дрелью работал на новом 62 аэродроме для вертолётов. Я проследил, как несколько других капитанов сходят на берег. Я бы и сам двинул, после того как откачаю воду из трюма, но я был разбит. «Вскоре мне удастся.» — подумал я.