Книга кладбищ
Шрифт:
— Что ж, — сказал он, — спокойной ночи.
— И вам спокойной ночи, — произнёс незнакомец, которого Джек принял за сторожа.
Некто Джек начал спускаться с холма, намереваясь продолжить поиск ребёнка.
Незнакомец наблюдал за Джеком из тени, пока тот не исчез из вида. Затем он направился сквозь темноту вверх по холму, и поднимался, пока не дошёл до уступа, где стоял обелиск, а в землю был вкопан плоский камень в память о Джосайе Вортингтоне, местном пивоваре, политике, а впоследствии баронете, который почти триста лет назад выкупил старое кладбище вместе с землёй
Говорили, что на кладбище всего около десяти тысяч душ, но большая их часть пребывала в глубоком сне или не проявляла интереса к еженощным делам этого места, поэтому той ночью в амфитеатре под луной собралось не более трёх сотен присутствовавших.
Незнакомец приблизился к ним бесшумно, как сам туман, и молча стал наблюдать за развитием событий, укрывшись в тенях.
Говорил Джосайя Вортингтон.
— Любезная мадам, ваше упрямство выглядит несколько… м-м… неужели вы сами не видите, как это смешно?
— Нет, — отрезала миссис Иничей. — Не вижу.
Она сидела на земле, скрестив ноги, а живой ребёнок спал на её коленях. Она обнимала его головку своими бледными руками.
— С вашего позволения, ваша честь, — произнёс мистер Иничей, стоявший рядом с женой, — миссис Иничей хочет сказать, сэр, что ей не кажется это смешным. Ей кажется, что так ей велит поступить долг.
Мистер Иничей видел Джосайю Вортингтона во плоти ещё в те времена, когда они оба были живы. Он даже смастерил несколько предметов мебели для поместья Вортингтонов, находившегося неподалёку от Инглешема, и по-прежнему испытывал перед ним благоговейный трепет.
— Долг, значит? — баронет Джосайя Вортингтон затряс головой, как будто пытаясь стряхнуть паутину. — Ваш долг, мадам, — быть преданной этому кладбищу и сообществу населяющих его бесплотных духов, привидений и прочих сущностей. Следовательно, ваш долг состоит в том, чтобы как можно скорее вернуть это создание в его естественную среду, которая находится явно не здесь.
— Этого мальчика мне поручила его мать, — сказала миссис Иничей с таким видом, будто ответ был исчерпывающим.
— Послушайте, любезная…
— Я вам не любезная, — отрезала миссис Иничей, вставая. — Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем до сих пор распинаюсь тут перед вами, старыми болванами. Мальчик скоро проснётся голодный — и где, спрашивается, мне искать для него еду на этом кладбище?
— Именно об этом и речь, — холодно произнёс Кай Помпей. — Чем вы будете его кормить? Как вы собираетесь о нём заботиться?
Глаза миссис Иничей вспыхнули.
— Я вполне способна о нём позаботиться, — сказала она. — Не хуже родной матери. Она потому мне его и отдала. Смотрите, я ведь держу его, не так ли? Я могу его касаться.
— Бэтси, будь благоразумна, — сказала матушка Слотер, крохотная старушка в огромном чепце
— Здесь, — ответила миссис Иничей. — Мы можем дать ему Свободу кладбища.
Рот матушки Слотер округлился и стал похож на маленькую букву «о».
— Но… — она осеклась. Затем продолжила: — У меня просто нет слов.
— А почему нет? Нам не впервой давать Свободу кладбища чужаку.
— Это правда, — сказал Кай Помпей. — Но прошлый чужак не был живым.
В этот момент незнакомец осознал, что его волей-неволей затягивает в разговор. Он неохотно вышел из теней, отделившись от них как сгусток мрака.
— Верно, — согласился он. — Я не живой. Но я согласен с миссис Иничей.
— Ты, Сайлас? — переспросил Джосайя Вортингтон.
— Да. К добру или к худу, — а я твёрдо верю, что это к добру, — но миссис Иничей и её супруг уже взяли ребёнка под свою опеку. И, чтобы вырастить мальчика, понадобится больше, чем пара добрых душ. Придётся растить его всем кладбищем.
— А как же быть с едой и всем остальным?
— Я могу покидать кладбище и возвращаться. Я могу приносить ему еду, — сказал Сайлас.
— Это всё слова, — вмешалась матушка Слотер. — Ты приходишь-уходишь, когда тебе вздумается, и никто не знает, где тебя носит. А как пропадёшь на неделю? Мальчик же с голоду помрёт.
— Вы мудрая женщина, — ответил Сайлас. — Теперь я понимаю, почему о вас всегда говорят уважительно, — он не мог влиять на мысли мёртвых, как он делал это с живыми, но в его распоряжении оставались сила лести и дар убеждения, которым не умеют противостоять даже мёртвые. — Ладно, — продолжил он. — Если мистер и миссис Иничей будут его родителями, я буду его наставником. Я буду здесь всё время, что понадобится, а если мне придётся уйти, оставлю вместо себя кого-нибудь, кто будет приносить ребёнку еду и присматривать за ним. Мы можем использовать церковный склеп, — добавил он.
— Но, — возразил Джосайя Вортингтон. — Но. Но это человеческий ребёнок. Живой. Понимаете? Понимаете… Понимаете, я хочу сказать… Это же кладбище, а не детский сад, чтоб его!
— Вот именно, — кивнул Сайлас. — Очень точно подмечено, сэр Джосайя. Я бы не сумел сформулировать лучше. И ровно по этой причине, не считая всех остальных, жизненно необходимо вырастить этого ребёнка с наименьшим возможным вредом для жизни кладбища, да простят мне этот каламбур, — с этими словами он приблизился к миссис Иничей и посмотрел на ребёнка, спавшего у неё на руках. Он поднял бровь.
— Миссис Иничей, у него есть имя?
— Его мать на этот счёт ничего не сказала, — ответила та.
— Ну что ж, — сказал Сайлас. — В любом случае, от старого имени ему теперь не много пользы. Кто-то хочет его смерти. Дамы и господа, не придумать ли нам ему новое имя?
Кай Помпей подошёл и взглянул на ребёнка.
— Он немного похож на моего проконсула Марка. Мы могли бы назвать его Марком.
Джосайя Уортингтон сказал:
— Он больше похож на моего садовника Стеббинса. Не то, чтобы я предлагал назвать его Стеббинсом. Он пил, как сапожник.