Книга магов (антология)
Шрифт:
От его гимнастики зрителей клонило в сон.
— У твоего Просперо молоко на губах не обсохло, когда я вылущил злокачественный третий глаз Иосифу Бренну! Что он может помнить? Ничего, и даже меньше. — Лейб-малефактор с удовольствием почесал кончик носа: старец любил хвастаться возрастом. — Небось, все переврал, болтунишка!
Назвать Кольрауна, боевого мага трона, болтунишкой мог позволить себе не каждый. Мускулюс на всякий случай огляделся. Нет, громы и молнии запаздывали.
— А тебя, отрок, в ту пору еще и на свете не было. Иосиф Бренн, эксперт Коллегиума
Старец, живи он вечно, умел предаваться воспоминаниям. «Вороний баньши, как у тебя! — скоропостижно перерождается…» Очень хотелось трижды сплюнуть через левое плечо. Но такой открытый знак недоверия лейб-малефактор мог расценить как обиду.
Обижать начальство — себе дороже.
— Именно «мановорот»! Срабатывая, «прободная язва» сосет ману из всех доступных слоев носителя. Бренн чуть с ума не сошел, пока я готовился к операции. Держать эту заразу в узде, не позволить ей приоткрыться даже на йоту… Бедняга исхудал, начал заговариваться; думал наложить на себя руки. После операции он уехал в горы: отшельничать…
— В вашей практике еще случались «мановороты»?
— Нет. И надеюсь, что не случатся, — я старенький, долго не проживу. Скоро, отрок, скоро оставлю вас, молодых, гулять на воле! Хлебнете счастьица без дедушки Серафима…
У ворот по эту сторону забора скучал кудлатый пес. Бесстыдно задрав ногу, он с наслаждением чесался и гремел цепью. По ту сторону забора, на скамейке, в унисон псу скучали два стражника. Прислонив к забору алебарды, они обсуждали достоинства Толстухи Баськи. Судя по деталям, достоинства заслуживали отдельной баллады.
Стражники тоже чесались: блоха, она всякого грызет.
— Дать бы им по башке, — мечтательно сказал Андреа Мускулюс. — Держу пари, я обошелся бы нашими табуретами. Прямо отсюда, с балкона. У меня большой опыт применения табуретов в критических ситуациях. Дивная картина: олухи валяются без чувств, ворота открыты, мы покидаем гостеприимный Сорент, гори он синим пламенем…
Лейб-малефактор слушал этот монолог, улыбаясь. Зубы старца чудесно сохранились. Казалось, с годами их стало даже больше, чем положено человеку, пускай он — маг высшей квалификации, кавалер «Вредителя Божьей Милостью» с розами и бантами.
Пристрастие «отрока» к грубым методам нравилось Нексусу.
— Ну зачем же табуретками?..
Старец взял булочку, выдрав из румяного бочка щепоть мякиша. Андреа жадно следил за его действиями. Нечасто доводится видеть лейб-малефактора в красе, так сказать, и силе! Сплюнув в ладонь, Нексус слепил из мякиша колбаску, ничем не напоминающую традиционную «куклу». Но едва он сунул край колбаски в чашку с чаем, заваренным из свежей мяты, — стражник внизу с беспокойством заворочался.
— Жарковато, — сказал
— Угу…
Ветер толкнул крайнюю алебарду. Оружие качнулось, накренилось и упало, изрядно стукнув хозяина древком по шлему. Пес бросил чесаться и залаял басом — собаки первыми чуют неладное. — Ить, зараза!
Вздохнув, старец бросил колбаску в рот и съел без видимых для стражника последствий. Он плямкал, чавкал; струйка слюны текла из уголка рта на подбородок. Для постороннего — неопрятность человека, зажившегося на свете. Для Мускулюса — ликвидация зловредной направленности манопотока.
Для стражника — большая удача.
— Нельзя, — с сожалением подвел итог Нексус, запивая колбаску чаем. — Сбежать можно, да нельзя. Герцог Сорентийский, возлюби его Нижняя Мама, только этого и ждет. Ударились в бега? — значит, виновны. Без суда и следствия. Отрок, тебе это не кажется смешным: Серафим Нексус, лейб-малефактор Реттии, и Андреа Мускулюс, действительный член лейб-малефициума, — под домашним арестом?
— Не кажется, — ответил честный Мускулюс.
— Вот и мне не кажется… Ладно, вернемся к Высокой Науке. Как называл третий глаз Винченцо Лонхард?
— Мозговой железой.
— Еще?
— Камерой здравого смысла.
— Символ третьего глаза?
— Белый треугольник в желтом круге. По кромке круга — синее кольцо.
— И два лазурных лепестка. Окраска лепестков у «вороньего баньши»?
— Иссиня-черная.
— У «адского вещуна»?
— Фиолетовая.
— Способ отвратить воздействие «вещуна»?
— «Коза» из двух пальцев, направленная в землю. Серьга из бирюзы. Фаллические амулеты. Размер имеет значение: отвратная сила прямо пропорциональна…
— Отлично!
Похвала не обрадовала Мускулюса. В другой раз от восторга прыгал бы, а тут лишь кивнул и опять насупил брови. Вынуж-
денное бездействие доводило малефика до белого каления. Он сам себе напоминал злополучный белый треугольник в желтом круге — еще чуть-чуть, и начнем глазить направо-налево.
А ведь как безобидно все начиналось…
Совсем недавно, или поедем-ка, отрок, трудиться…
«В старом хитреце умер гений-лицедей, — думал Мускулюс, поддерживая Серафима под локоток, а в другой, свободной руке неся саквояж Нексуса. Содержимое саквояжа глухо звякало в такт размышлениям. — Ножками шаркает, горлышком сипит; изо всех щелей песок сыплется! А песочек-то, братцы, зыбучий, чмокнет — и прости-прощай…»
К счастью, искусством тайного чтения мыслей лейб-малефактор, при всех его талантах, не владел. Думать в присутствии начальства Андреа мог любую крамолу. Лишь бы на лице ничего не отразилось: физиогномистом Серафим слыл отменным.
Холл ратуши, где царил сумрак, встретил их благословенной прохладой. На лбу Мускулюса запоздало выступила испарина. Малефик с шумом выдохнул, чем разбудил служащего магистрата, прикорнувшего за конторкой.
— Доброго денечка, судари маги!
— И вам того же, — прогудел Андреа.