Книга магов (антология)
Шрифт:
Алиска помотала головой.
— Я возьму вас сперва на месяц. Мы не можем брать без испытательного срока.
— Это я понимаю.
— Но вы не думайте, что это такая уж романтичная работа. Грязи наслушаетесь, пошлости, истерик…
— Я знаю. Но мне это нужно для дипломной.
— Что — истерики?!
— И они тоже. У меня такая тема…
Тут Каменев вздрогнул — время было позднее, его ждали дома, а увлеченная студентка могла опять усадить его в кресло и начать речь куда длиннее той, что про горестную судьбу Роланда.
Алиска все
— Так когда мне выходить? — осторожно спросила она.
— С понедельника — вас устроит?
— Вполне!
Она ушла, а ровно две минуты спустя, сбивая лежавшие на столе бумаги в ровную стопку, Каменев заметил желтую книжку — «Песнь о Роланде». Он усмехнулся — и странные же мысли посещают студентов, непременно им все нужно вывернуть наизнанку и взгромоздить с ног на голову! Песнь — о Роланде, прочие персонажи нужны постольку, поскольку связаны с Роландом… а чем она, кстати, завершается?.. Он открыл наугад — и попал на страницу двести пятнадцатую. Строфа занимала лишь ее верхнюю часть. И две строки были помечены сбоку короткой вертикальной чертой.
— Погиб он смертью труса… Да не станет никто своей изменой похваляться! — вот что прочитал Каменев, хмыкнул и перелистнул страницу. Дальше были всего две строфы король впопыхах окрестил мавританскую царицу-пленницу и выслушал доклад об очередном нападении сарацин. И — все! Тот, кого звали Турольдом, утомился и прервал свой труд. Главное он уже успел сказать, подумал Каменев, теперь и отдохнуть не грех.
И задумался с книжкой в руке. Было ему о чем задуматься, ох, было, и, хотя он, как человек верующий, честно пытался истребить в себе плохие мысли, память оказалась неистребима, и странная студентка, которую он только что взял с месячным испытательным сроком в телефонную «службу доверия», все так некстати разбередила…
* * *
— Перевьючь лошадей, — негромко приказал Тьедри. — Доспехи понесет гнедой, а мешки можно пристроить у тебя за седлом. И если еще раз потравишь коней — быть тебе битым.
Он был без брони, в белой льняной рубахе, белых же штанах, в синей тунике с поредевшей золотой бахромой, в сандалиях со шпорами поверх кожаных чулок — так, как ехал по безопасной местности, так, как ходили почти все во франкском лагере во время дневки. И даже оружие оставил в палатке, но от его небольших, сухих, загорелых кулаков лучше было бы держаться подальше — удар Тьедри имел стремительный и меткий.
— Так ведь только буланый и нажрался этой проклятой дьявольской травы! — возразил Гийом, простой вассал, заменивший убитого оруженосца.
— Кто позволил тебе выпускать коней по росе на незнакомом лугу? — строго спросил Тьедри. — Ты бы сперва убедился, что все травы доброкачественны. Ни за что не поверю, будто ты впервые увидел эти мерзкие желтые цветочки и ничего не знал об их свойствах! Если это Божье наказание мокрым попадает коню в брюхо, коня так пучит, что он, трижды «Отче наш» прочесть не успеешь,
Буланый, которого он держал в поводу, тяжело дышал, глаза у него налились кровью, ноги он поставил едва ли не все четыре вместе, подведя их под разбухший живот.
— Но коли сразу не околел — поправится! Я буду водить его там, за палатками, пока ему не полегчает! — пылко пообещал Гийом. — И раздобуду колесной мази. Если взнуздать веревкой, которая смазана колесной мазью, бывает спасительная отрыжка…
— Помолчи!..
Тьедри повернулся и некоторое время прислушивался. Его ровные черные брови сошлись, усы чуть вздернулись — так скалится дикий зверь, недоумевая, но уже готовясь к схватке.
Невольно стал прислушиваться и Гийом. Но обычный шум военного лагеря не внушал ни малейшей тревоги.
— Это Олифант, — сказал Тьедри. — Клянусь святым Элуа — это Олифант!
Гийом на всякий случай отступил на шаг.
— Господь и Пресвятая Дева с вами, молодой хозяин. Олифант разбит, и обломки лежат в государевом шатре, — осторожно напомнил Гийом, обратившись к Тьедри так, как привык издавна.
— Я сам прекрасно знаю, что он разбит! Но ты прислушайся! Разве ты его не слышишь?
— Нет, молодой хозяин!
— Странно это… — молвил Тьедри.
— Да и с чего бы ему звучать? — видя, что сюзерен в неловком положении, продолжал Гийом. — Ведь мы сделали все, что могли. Мы прискакали в Ронсеваль, мы догнали горцев, мы их крепко поколотили — разве не так?
Кто мог думать, что горцы обрушатся сверху на арьергард? Такие же христиане, как и мы!.. Мы нашли тела графа Роланда, Оливьера, прочих пэров, архиепископа… Мы везем их с собой — вон палатки бретонцев, они везут графа Роланда… Скоро мы вернемся домой и с честью похороним их… и их души на небесах прекрасно это знают!
— Но почему же я слышу Олифант? — оценив доводы Гийома, спросил Тьедри. — Может быть, граф Роланд хочет мне о чем-то сказать?
Гийом размашисто перекрестил молодого хозяина.
— Ложитесь-ка вы лучше спать, а я буду водить буланого, пока ему не полегчает… — Тут Гийому на ум пришла разумная мысль. — Должно быть, это какой-то другой рог. Кто-то весь день охотился в лесу и теперь созывает слуг, чтобы все собрались у костра.
— Ты тоже слышишь?
— Нет, молодой хозяин! Но…
— Это Олифант, его ни с чем не спутаешь… — безнадежно произнес Тьедри. — Или я впадаю в безумие, или граф Роланд зовет меня. А третьего не дано.
— А для чего бы вы ему понадобились? Даже если он домогается гибели предателя — при чем тут вы, молодой хозяин? Мы вернемся домой, король соберет всю знать, принародно обвинит графа Гвенелона, а собрание равных решит, как с ним быть. Вы же, молодой хозяин, всего один барон в собрании равных. Коли на то пошло, граф Роланд, упокой Господи его душу, должен был бы обратиться к своему дядюшке, чтобы наш король настойчивее добивался кары для предателя. Но как решат графы и бароны — так и будет.