Книга мёртвых

Хольбайн Вольфганг

И тут Розенберг увидел тень. Сперва он вообще подумал, что это просто клочья тумана, на которые под непривычным углом падает свет, но тень шевелилась и пульсировала. Она приближалась. Пелена тумана заколыхалась, и сторож едва смог подавить крик, увидев, чтоименно показалось на побережье острова.

Он еще никогда не видел ничего подобного, а может, и никто не видел, ведь создание, выползшее из воды и двигавшееся от побережья к статуе Свободы, не могло существовать. Его не могло здесь быть.

Кит

был карликом в сравнении с этим черным блестящим чудовищем. Гигантское тело монстра, покрытое язвами и наростами, пульсировало, словно огромное сердце. Черные щупальца скользили по воде и песку, и каждое из них было толще человеческого тела — невероятно длинные, покрытые присосками размером с тарелку. Желтые гигантские глаза испускали странный свет, и каждый глаз был размером с колесо телеги. Чудовище словно переместилось в реальность из пространства кошмаров.

Розенберг замер на месте, парализованный страхом. Возможно, именно это и спасло ему жизнь.

Черный гигант подполз к статуе, остановившись в нескольких метрах от ворот и девушки. По его огромному телу проходили судороги. Розенбрег слышал его натужное дыхание и странные клокочущие звуки. Щупальца оставляли глубокие полосы на влажном песке.

Но девушка не выказывала никакого страха. Скорее наоборот. Медленно подойдя к чудовищу, она подняла руки и запрокинула голову. С ее губ слетали какие-то слова, которых Розенберг не понимал. Нет, это были не слова, а чудовищные звуки, на которые человеческие голосовые связки не были способны.

И это странное создание ответило ей. В черной склизкой массе показался ужасный клюв, как у попугая, и внезапно чудовище начало издавать такие же звуки, как и девушка.

Розенберг понял, что незнакомка разговаривала с чудовищем! Эти звуки были словами, пусть и словами языка, о котором Розенберг не имел ни малейшего представления, и огромное черное создание, напоминавшее скорее раковую опухоль, чем живое существо, отвечало девушке на таком же наречии. По всему выходило, что оно вовсе не было животным, лишенным разума…

Некоторое время так и продолжалось — девушка издавала ужасные звуки, а черный блестящий гигант отвечал ей. Его щупальца подергивались, а тело то раздувалось до абсурдной величины, то вновь уменьшалось, словно воздушный шарик, в который воткнули иголку. Все это длилось в течение нескольких минут, но Розенбергу показалось, что прошла целая вечность. Затем это черное омерзительное создание медленно и неуклюже поползло обратно в море. Клочья тумана сомкнулись за ним, будто серый занавес, задернутый чьей-то невидимой рукой, а девушка продолжала стоять перед воротами, хотя чудовище уже скрылось. Затем она сделала шаг вперед и замерла на месте. Повернув голову, она посмотрела в сторону Розенберга и подняла правую руку.

— Иди сюда.

Розенберг почувствовал, как парализовавший его страх сменился каким-то другим чувством, более интенсивным и не поддающимся описанию. Ему захотелось крикнуть, развернуться

и, выкинув свою лампу, побежать на берег, чтобы броситься в воду и уплыть прочь… И это несмотря на то, что где-то в тумане притаилось черное чудовище и что вплавь до другого берега ему все равно не добраться. Но даже верная смерть казалась ему лучшей альтернативой этому ужасному голосу.

Но Розенберг ничего не мог поделать.

Опустив лампу, он неуверенной походкой вышел из тумана и направился к девушке. Внезапно он понял, что она все это время знала о его присутствии. А значит, у него с самого начала не было ни единого шанса спастись. Он догадывался, что сейчас случится что-то ужасное, что-то намного хуже смерти. И все же он не мог оставаться на месте. Неторопливым, спокойным шагом он подошел к девушке.

— Пойдем, — сказала она и улыбнулась.

Повернувшись, незнакомка вошла в зеленый луч света, исходивший из полости статуи. Розенберг последовал за ней.

Это казалось довольно странным — город даже в столь поздний час был залит огнями, а луна, хотя и не была полной, все равно светила с безоблачного неба, и в то же время побережье окутывала непроглядная тьма, которую нельзя было объяснить ни предрассветными сумерками, ни туманом, стелющимся над водой. Кроме того, было холодно и до отвращения неприятно.

Впрочем, вполне возможно, что такими ощущениями мой организм пытался напомнить о том, что уже почти пять часов утра, а предыдущий день был довольно сложным, так что эта столь неестественная темнота могла быть порождением моего подсознания, проекцией страха, сформировавшегося в глубине души.

А может, на улице действительно было холодно и темно, а я за последние месяцы привык во всем видеть лишь негатив и поэтому воспринимал подобную погоду как проявление какой-то мрачной тайны. Наверное, такое объяснение было бы более правдоподобным.

Отогнав от себя эту мысль, я пошел быстрее, чтобы догнать Мэла, — тот шагал впереди, и я боялся упустить его из виду Хотя он наверняка слышал мои шаги по песчаному пляжу, но сделал вид, что ничего не заметил. Даже когда я поравнялся с ним, он продолжал упрямо смотреть вперед.

— Готов заплатить пенни, чтобы узнать твои мысли, Мэл, — улыбнувшись, произнес я.

На сей раз он соизволил взглянуть на меня, но продолжал оставаться совершенно невозмутимым. С тех пор как мы вышли из переулка, в котором умер Ник, он не произнес ни слова. Мэл не разговаривал ни со мной, ни с Говардом, ни с Рольфом, которые сейчас шли в трех шагах от нас. Я даже не мог упрекнуть его за это, ведь после того, как я сообщил ему кое-какие детали происшедшего, у такого человека, как он, было лишь два варианта объяснения — либо мы его дурачили, либо вся привычная для него картина мира рухнула. Такая альтернатива не могла его радовать. Впрочем, был и третий вариант — он мог подумать, что мы с Говардом и Рольфом просто сошли с ума.