Книга Мирдада. Необыкновенная история монастыря, который когда-то назывался Ковчегом
Шрифт:
Лишь созерцание Каменного склона вывело меня из состояния отрешенности и вернуло мои мысли к монаху, к его потрясающему рассказу о себе, о Мирдаде и о Книге. Думая об этом, я не мог не восхититься той невидимой рукой, что отправила меня в путь за одним для того, чтоб обрести другое. Я возблагодарил ее всем сердцем.
Вскоре монах вернулся и, протягивая мне небольшой сверток, завернутый в пожелтевшую от времени ткань, сказал:
— Отныне мой долг становится твоим. Будь верен
в выполнении его. Теперь же пришел час моего второго плена. Уже скрипят врата моей тюрьмы, открываясь
Повисло тягостное молчание, а когда Старейшина поднял голову, то я увидел, что глаза его полны слез. Едва слышно он прошептал:
— Теперь ты спустишься в мир. Но ты наг, а мир не терпит наготы. Ведь даже душу пытаются там об лечь в лохмотья. Моя одежда больше не нужна мне. Я пойду в пещеру, сниму ее, и тебе будет чем прикрыться, хотя одежда Шамадама подходит только
Шамадаму. Мне остается лишь пожелать, чтоб не была она для тебя тяжкой ношей.
Я не стал ничего говорить в ответ и принял его предложение в радостном молчании. Когда Старейшина ушел в пещеру, я раскрыл Книгу и начал с трудом переворачивать пожелтевшие, выцветшие листы.
Вскоре я обнаружил, что глаза мои прикованы к первой странице. Я попытался прочесть то, что там было написано. Книга захватила меня. Я читал и читал, все больше и больше погружаясь в текст.
Вместе с тем, подсознательно я ждал, что Старейшина закончит раздеваться и позовет меня, чтобы забрать одежду. Но минуты шли, а меня никто не звал.
Оторвав взгляд от Книги, я повернулся и заглянул в пещеру. Я увидел одежду, лежавшую на камнях. Но Старейшины там не было. Я позвал его несколько раз, каждый раз громче и громче. Ответа не последовало. Я удивился и заволновался. Другого выхода из пещеры, кроме узкого прохода, где я стоял, не было. Старейшина не выходил из пещеры — в этом я был абсолютно уверен. Быть может, я беседовал с призраком? Но нет, то, несомненно, был живой человек, из плоти и крови, я ощущал его присутствие каждой клеткой своего тела. Кроме того, в руках я держал Книгу, которую он принес, а в пещере лежала его одежда. Что, если он под ней? Я подошел и собрал вещи. Никого.
У меня мелькнула мысль: вдруг Старейшина каким-то волшебным образом выбрался из пещеры и свалился в Черную пропасть? Я бросился к выходу. Выбежав, я не успел сделать и нескольких шагов, как наткнулся на огромную каменную глыбу, стоящую прямо на краю пропасти. Раньше ее здесь не было. Валун напоминал сидящее животное, но голова была удивительно похожа на человеческую, с грубыми, тяжелыми чертами, широким подбородком, поднятым вверх, челюсти плотно сжаты, губы сомкнуты, незрячие глаза устремлены на север.
Книга
Все остальные да остерегутся читать ее!
Глава 1
Мирдад
В тот вечер восемь монахов собрались за обеденным столом. В молчании стоял Мирдад по одну сторону, дожидаясь, пока все остальные станут с другой.
Одно из древнейших правил Братства было стараться как можно реже произносить слово «Я». Брат Шамадам хвастал своими достижениями на посту Старейшины. В доказательство того, что сильно приумножил он наши богатства и упрочил тем самым положение Ковчега, приводил он множество цифр. При этом он чрезмерно часто употреблял нежеланное слово. Брат Майкайон заметил ему это, и разгорелся жаркий спор. Речь велась о целесообразности данного правила и о том, откуда оно взялось — отец ли Ной так постановил или первый брат наш Сэм. Спор привел к взаимным упрекам, а упреки к всеобщему замешательству, когда много было сказано, но мало понято.
Желая обернуть все в шутку, брат Шамадам обратился к Мирдаду и произнес насмешливо:
— Средь нас есть тот, кто могущественнее самого патриарха. Мирдад, укажи нам путь из лабиринта слов!
Все посмотрели на Мирдада. И велико же было наше удивление и радость, когда впервые за семь лет он разомкнул уста и произнес:
— Братья Ковчега! Насмешка породила желание Шамадама, и невольно предвосхитила священное решение. Войдя в Ковчег, Мирдад уже выбрал и место и час — именно эти обстоятельства, когда разомкнутся уста его и спадет вуаль, и раскроется сущность его перед вами и перед миром.
Семью печатями Мирдад сковал уста свои.
Семью вуалями сокрыл свое лицо.
Все это сделано затем, чтоб смог он научить
и вас, и мир, когда вы будете готовы
принять его учение о том,
как разомкнуть уста и сбросить пелену с очей,
и как для вас самих раскрыть вас в полноте
небесного блаженства,
что вам принадлежит и чем являетесь по сути.
Глаза вам застит пелена, и потому,
куда б ни обратили взор, вы не увидите
ничто, кроме вуалей.
Уста вам сомкнуты печатями, и слово,
любое, что произнесете, — будет мертво.
Ведь какова ни есть природа вещи,
ей формой будет только пелена,
накинутая жизнью для того,
чтоб эту вещь прикрыть и ограничить.
И взгляд ваш — лишь вуаль, и как; же может
он показать вам что-либо другое,
кроме вуали или пелены?
Слова — всего лишь вещи, закосневшие
в слогах и в буквах. Как же могут
ваши уста, что сами есть печать,
произносить что-либо кроме штампов?
Прикрыть вуалью может взгляд,
но не проникнуть сквозь нее.
Запечатлит язык, но не отверзнет он засовы.
И нет нужды ждать большего от них.
Они суть части тела, и работа их такова,
и ей они прилежны.
Прикрыв и наложив печать,
они взывают к вам узнать,
что там таится за вуалью,
и отомкнуть задвинутый засов.
Хотите ли узнать, что за вуалью? Тогда вам нужен глаз другой — не тот, что веком и ресницами прикрыт.
Уйти от штампов вам помогут уста другие, не те, что нам так хорошо знакомы.