Книга Нового Солнца. Том 1
Шрифт:
А на самом деле все обстояло иным образом. Значит, стражник, который нес «Терминус Эст», никак не мог оставить меч в той кладовке, которую мы осматривали с управителем, потому что она была заперта.
Я вернулся к кладовой со сломанной дверью. В слабом свете из коридора было видно, что в ней некогда тоже были полки, как в комнате-близнеце. Теперь стены были голыми, а полки, наверное, отправились выполнять свое назначение в другое место. Остались лишь крюки, без дела висящие на стенах. Казалось, внутри совсем пусто, но я отлично понимал, что ни один солдат не захотел бы сделать и шагу за порог, в пыль и паутину.
Я снова стал полноценным человеком. Даже гораздо больше, чем простым смертным, – я был подмастерьем гильдии. Прямо в коридоре я убедился, что письмо, спрятанное в ножнах, на месте, потом обнажил сияющий клинок, вытер его, смазал и снова вытер. На ходу я все проверял лезвие, пропуская его между большим и указательным пальцами. Теперь пусть попробует явиться ночной охотник!
Следующим ходом я собирался разыскать Доркас, но ничего не знал о докторе Талосе и его труппе, кроме того, что они должны были участвовать в некоем празднике в саду – без сомнения, в одном из многих. Если бы я вышел наружу немедленно, то был бы так же невидим для стражи, как и они для меня. Но я вряд ли нашел бы то, что искал, а как только солнце показалось бы над горизонтом, меня без труда обнаружили бы, как застигли врасплох нас с Ионой, стоило нам ступить на эту землю. Но, оставшись в Обители Абсолюта, я мог бы, как доказывал мой опыт с управителем, не только беспрепятственно перемещаться, но и получать нужные мне сведения. Я решил придерживаться версии, что приглашен на празднество (мне подумалось, что нет ничего невероятного в том, что показательные пытки входят в программу увеселений) и заблудился, выйдя из своей спальни. Тогда меня могли бы направить туда, где разместили Доркас и всех остальных.
Обдумывая свой план, я снова стал подниматься по лестнице, а на второй площадке свернул в новый коридор, длиннее и более пышно обставленный, чем прежние. На стенах висели картины в позолоченных рамах, а между ними стояли на постаментах вазы, статуи и неизвестные мне предметы. Двери отстояли друг от друга примерно на сотню шагов, что говорило о наличии за ними огромных помещений, но все они были заперты. Потрогав ручки, я почувствовал, что они сделаны из незнакомого мне металла, а их форма явно не предназначена для человеческой кисти.
Пройдя по коридору примерно с пол-лиги, я увидел впереди человека, сидящего, как мне сначала показалось, на высоком табурете. При ближайшем рассмотрении то, что я принял за табурет, оказалось лестницей-стремянкой. На ней стоял старик и расчищал картину.
– Прошу прощения, – начал я.
Он обернулся и изумленно уставился на меня.
– Кажется, мне знаком этот голос…
И тут я тоже узнал его голос, а заодно и лицо. То был смотритель Рудезинд – тот самый старик, которого я впервые увидел, когда мастер Гурло послал меня в библиотеку за книгами для шатлены Теклы.
– Тебе нужен Ультан. Все еще его ищешь?
– Нет, я нашел его, – осторожно ответил я, – но это было довольно давно.
Кажется, он рассердился.
– Я же не говорю, что это было сегодня. Но не так уж и давно. Я помню пейзаж, над которым тогда трудился, и это было недавно.
– Я тоже помню. Коричневая
– Совершенно верно. Та самая картина. Не хочешь ли взглянуть? Получилось совсем недурно.
– Мастер Рудезинд, мы же в другом месте. Это было в Цитадели. А теперь мы в Обители Абсолюта.
Старик не обратил на мои слова никакого внимания.
– Да, совсем недурно… Она где-то здесь, внизу. Что значит старые мастера! Таланта им не занимать, только краски уже выцвели. А я, позволь заметить, в искусстве разбираюсь. Видал я здесь и экзультантов, и армигеров. Приходят, смотрят, болтают то да се, а я-то вижу, что никто из них ровным счетом ничего не понимает. Кто знает как свои пять пальцев каждый кусочек на любом полотне? – Он ударил себя губкой в грудь, потом наклонился к моему уху и прошептал, хотя в длинном коридоре кроме нас никого не было:
– Хочешь, открою тебе один секрет? На одной из этих картин – я!
Из вежливости я сказал, что жажду взглянуть.
– Нет, я пока не нашел ее, но ищу. Я ищу, и когда найду, покажу тебе. Вот почему я все время тружусь. Да я давно мог бы уйти на отдых, но все еще здесь. Никто не пробыл здесь дольше меня, кроме разве что Ультана. Но он уже слеп, как крот. – Старик разразился хриплым каркающим хохотом.
– Не мог бы ты помочь мне? Где-то здесь должны быть артисты, которых призвали на праздник. Не знаешь, где их разместили?
И – Что-то такое я слыхал, – неуверенно пробурчал Истарик. – Зеленая Комната – вот как ее называют. И – А не мог бы проводить меня туда? И Он покачал головой.
И – Там нет картин, поэтому я там никогда не бывал. Зато есть картина, где она изображена. Идем-ка со мной. Я покажу ее тебе.
И Он потянул меня за край плаща, а мне ничего не оставалось, как последовать за ним. И – Лучше бы ты отвел меня к кому-нибудь, кто покажет саму комнату.
И – Это тоже в моих силах. У старого Ультана в библиотеке есть карта. Мальчишка найдет. И – Это не Цитадель, – снова напомнил я. – Кстати, мастер Рудезинд, как ты здесь оказался? Тебя пригласили следить за картинами?
– Правильно, правильно. – Он оперся на мою руку. – Всему есть логическое объяснение, об этом нельзя забывать. Отец Инир захотел, чтобы я следил за его картинами, и вот я здесь. – Он помолчал немного, собираясь с мыслями. – Погоди-ка минутку, что-то я не о том… Талант проявился во мне уже в детском возрасте – вот о чем я должен тебе рассказать. Мои родители, знаешь ли, всегда поощряли меня и позволяли мне рисовать часами. Помню, один раз я провел весь солнечный летний день, расписывая стену нашего дома цветными мелками.
По левую сторону открылся новый коридор, поуже. Мастер Рудезинд потащил меня в него. Несмотря на слабое освещение и недостаток пространства, так что зритель никак не мог оказаться на нужном расстоянии от картины, он был увешан огромными полотнами, значительно превышавшими по размерам те, что висели в главной галерее, – от пола до потолка в высоту и шире, чем расстояние между кончиками пальцев вытянутых в стороны рук. Насколько я мог судить, это была просто мазня. Я спросил Рудезинда, почему он вдруг решил, что должен рассказывать мне о своем детстве.