Книга Нового Солнца. Том 2
Шрифт:
Перед нами возвышался Престол Правосудия, куда более величественный и строгий, чем все виденные мною судейские престолы на Урсе. Трон Феникса был – или остался, если он еще существует сейчас где-то под волнами, – огромным золоченым креслом, на спинке которого красовалось изображение этой птицы, символ бессмертия, созданный из золота, жадеита, сердолика и ляпис-лазури; на его сиденье (страшно неудобном самом по себе) лежала бархатная подушка с золотыми кистями.
Престол Правосудия иерограммата Цадкиэля отличался от него так разительно, как только можно себе представить, и был, собственно, не троном, а огромной глыбой белого
Афета сказала мне лишь, что я найду в палате кольцо, и некоторое время, пока мы с Заком медленно продвигались вдоль длинного прохода, я искал его глазами. Кольцом оказалось то, что я сперва принял за единственное украшение Престола Правосудия: кованый железный обруч, державшийся на большой железной скобе на высоте поднятых рук. Я поискал взглядом скользящий замок, о котором говорила Афета; его не было видно, но, несмотря на это, я вел Зака к кольцу, уверенный, что у самой цели кто-нибудь выйдет и поможет мне.
Никто не поспешил мне на помощь, но, оглядев оковы, я понял все, как и предсказывала Афета. Замок был прямо на них; когда я раскрыл его, мне показалось, что он слишком легок и Зак мог бы освободиться одним пальцем. Запор соединял звенья цепи, державшей его запястья, поэтому, стоило мне снять замок, все оковы упали на пол. Я подобрал их, просунул запястья в наручники, поднял руки над головой, чтобы продеть кольцо в замок, и стал ждать слушания своего дела.
Слушание, правда, все не начиналось. Матросы смотрели на меня разинув рты. Я попросил, чтобы кто-нибудь взял Зака, не то он убежит. Никто не подошел к нему. Он сел на полу у моих ног, не скрестив ноги, как сел бы в его положении я, а устроившись на корточках, напомнив мне сперва собаку, потом атрокса или какую-нибудь другую большую кошку.
– Я – эпитом Урса и всех его народов, – обратился я к матросам. Как я понял уже после, это была та самая речь, которую произнес Старый Автарх, хотя его испытание происходило совсем иначе. – Я здесь потому, что все они во мне – мужчины и женщины, дети, бедняки и богачи, старые и молодые, те, кто спас бы наш мир, если бы мог, и те, кто ради собственной наживы уничтожил бы последнюю жизнь на нем.
Непрошеные слова поднимались на поверхность моего сознания.
– Я здесь также потому, что по праву являюсь правителем Урса. У нас есть много народов, некоторые из них многочисленнее и сильнее, чем население Содружества; но мы, Автархи, думаем не только о наших собственных землях, мы знаем, что ветры колышут каждое дерево, а волны омывают все берега. Я доказал это тем, что стою здесь. И своим присутствием я доказываю, что имею на это право.
Матросы выслушали все это молча; я же, произнося свою речь, смотрел за их спины, стремясь разглядеть хотя бы госпожу Афету и ее спутников. Их не было видно.
Но там появились другие слушатели. В портике, через который мы с Заком проникли в зал, выросло множество людей; когда я закончил, они стали медленно проходить в Палату Слушаний, продвигаясь не по главному проходу, как прошествовали мы и как наверняка прошли матросы, а разделившись на две колонны, которые стали пробираться между скамьями и стенами.
Тут у меня перехватило дыхание, ибо среди них была Текла, и в ее глазах я увидел такую жалость и печаль, что сердце мое сжалось.
Наконец она отвернулась от меня, а я – от нее. Тогда я увидел в толпе Агилюса и Морвенну, темноволосую и с заклейменными щеками.
С ними явились десятки других: узники нашего подземелья и Винкулы Тракса, преступники, которых я бичевал в провинциальных магистратах, убийцы, принявшие смерть от моей руки. И еще десятки других: асциане, рослая Идас и угрюмо сжавшая губы Касдо с маленьким Северьяном на руках, Гуазахт и Эрблон с нашим зеленым боевым знаменем…
Я поник головой, глядя в пол и ожидая первого вопроса.
Вопросов не было. Долго – если бы я написал, каким долгим показалось мне это время или хотя бы как долго оно тянулось на самом деле, мне никто бы не поверил. Все молчали, пока солнце не опустилось в ярком небе Йесода и ночь не протянула свои длинные черные пальцы к острову.
С ночью явился еще один. Я услышал стук когтей по каменному полу и детский голосок:– Ну когда мы уже пойдем?Альзабо подошел ближе, и его глаза горели в темноте, которая, проникая через двери, разливалась по Палате Слушаний.
– Вас что-то держит здесь? – спросил я. – Я вас не держу.
Сотни голосов заговорили вместе:
– Да! Да! Нас держат!
Я понял, что не они здесь для того, чтобы спрашивать меня, а я – чтобы спрашивать их. И все же я еще надеялся, что ошибаюсь.
– Так ступайте, – проверил я свое предположение.
Никто не двинулся с места.
– Что я должен узнать у вас? – спросил я.
Ответа не последовало.
Все здание было сложено из белого камня, с отверстием в самой середине его светлого невесомого купола, и я даже не замечал до сих пор, что оно не освещено. Едва горизонт поднялся выше солнца, в Палате Слушаний стало так же темно, как в тех жилищах, которые Предвечный создает под ветвями больших деревьев. Лица стали неясными и колеблющимися, словно огоньки свечей; только глаза альзабо, ловя последние отблески света, горели, будто два красных уголька.
Я слышал, как матросы испуганно перешептываются, и несколько раз уловил тихий вздох ножа, выходящего и возвращающегося в хорошо смазанные ножны. Я сказал им, что бояться нечего, поскольку это мои призраки, а не их. – Мы не призраки! – раздался голосок Северы, и в нем слышалась детская обида. Красные глаза приблизились, до меня снова донесся цокот жутких когтей по каменному полу. Все остальные заерзали на своих местах, и палата заполнилась шорохом их одежд.Я тщетно попробовал вывернуться из оков, затем стал нащупывать скользящий замок и крикнул Заку, чтобы он не пытался остановить альзабо голыми руками.
Гунни – я узнал ее голос – воскликнула:
– Она всего лишь ребенок, Северьян!
– Она мертва! – ответил я. – Ее устами говорит зверь.
– Она сидит на его спине. Они здесь, рядом со мной.
Мои занемевшие пальцы нащупали замок, но я не стал открывать его, сообразив вдруг в один миг со всей ясностью, что если я сейчас освобожусь и спрячусь среди матросов, как уже собрался сделать, то наверняка не пройду испытания.
– Справедливости! – воззвал я к ним. – Я пытался судить справедливо, и вы это знаете! Вы можете ненавидеть меня, но хватит ли у вас духу сказать, что я покарал вас без вины?