Книга о странных вещах
Шрифт:
Но поправлять Карамышева не стал, а с удовольствием оглядел толпящихся в коридоре ребят. Всех их бывший старшина разведвзвода Сергей Кизимов помнил и теперь сразу отметил, что ребята пришли не с пустыми руками – в полиэтиленовых пакетах позвякивали бутылки, из кульков торчали поджаристые батоны, палки колбасы и изломанные стрелы зеленого лука.
– Куда выгружать, хозяин? – весело сказал Карамышев. – Стаканы-то у тебя есть?
– Стаканы мы купили, – тихо сказал темноволосый крепыш Сайдаков.
– Давай на кухню, – решил Кизимов и, прихрамывая, пошел
И все получилось как нельзя лучше.
Кизимов давно заметил, если к празднику не готовиться заранее и гости приходят незвано, все получается куда лучше и веселее. Как тогда, в подвале разрушенного дома по улице Звонкова, звучала гитара Сереги Борисова, только вот песни его стали мудрее и играл он лучше, чем тогда, зимой девяносто пятого. И Маликов анекдоты наконец научился рассказывать, не давился смехом, глотая последние фразы, а ждал реакции слушателей.
Разумеется, что вечер был полон воспоминаний.
– Я ему – Серега! – заливаясь, рассказывал Нехотин. – Ты где этих кур взял? А он мне говорит – ну точь-в-точь Владимир Ильич, – в санбат, пусть раненые бульончик хлебают. А петуха все-таки пожалел, так и расхаживал он у нас по подвалу, даже людей бояться перестал. Серега ему даже по ночам за зерном бегал, а элеватор у духов был, так что запросто можно было нарваться. А при обстрелах наш Петя кукарекать начинал, видно, в войну ему тоже несладко пришлось. Старшина, куда петух потом делся?
– Куда, куда, – ворчливо сказал Кизимов. – Мы его потом на российскую птицефабрику отдали, чтобы он там привычным делом занимался – курочек топтал!
– Вот так, – хмуро сказал Лемасов. – Чеченский петух наших российских курочек топчет.
– Пусть топчет, – не согласился Кизимов. – Лишь бы яйца правильные получались и цыплята в «зеленку» не уходили!
Выпили еще, и, как водится, пришло время покурить на балконе. Балкон у Кизимова был хороший, лоджия целая, ему ведь квартиру как армейскому инвалиду дали в доме, который турки строили. Это у нас дома строят для жильцов, а турки дома для людей строят, чтобы настроение у ответственного квартиросъемщика было всегда хорошее и душа дому радовалась. В правильно построенном доме живут, а не существуют.
Постояли, покурили.
Кизимов оказался рядом с сержантом Карамышевым. Просто стоять было неловко, а обычные житейские разговоры бывший старшина вести не мог.
– Извини, Витя, – трудно выдохнул он дым. – Не успел я тогда!
– Я понимаю, – сказал Карамышев и полуобнял Сергея Николаевича за плечи. – Ты хорошо тогда работал. Прямо как биатлонист Тихонов. Я понимаю, что не успел. Ладно, замнем, старшина. Не для того собрались!
– Нет, это долбанутыми надо было быть, чтобы в Грозный танки ввести! – послышалось сбоку, и по голосу Кизимов угадал, что рассуждает Маликов. – Они что, думали, что духи сразу разбегутся? Там ведь полно было бывших десантников, Дудаев из них, говорят, специальные подразделения сформировал – гранатометчик, огнеметчик и два автоматчика. А с Майкопской бригадой
– Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны, – продекламировал старшина. – Тебе бы, Маликов, в Генштаб, ты бы генералов быстро построил!
Маликов длинно сплюнул с балкона.
В ночной тишине раздался шлепок.
– Тех генералов, что тогда в январе ребят на улицах Грозного положили, их можно было бы и очко бритвочкой послать чистить, – сказал Маликов. – Один мужик был, наш Рохлин. Нет, пацаны, что ни говори, а с генералом нам повезло!
– Убили Льва, – сказал Кизимов. – Говорят, что его Тамара застрелила, а я не верю. Двадцать лет не стреляла, а только он против Бори попер, так сразу и пистолет нашла.
– Ладно, мужики, пошли в квартиру. Разорались мы, а Николаичу здесь еще жить и жить, – призвал толпящихся на балконе Карамышев. – Темная история, но не нам в ней разбираться.
Водка незаметно подошла к концу.
Это тебе не в подвалах Грозного пить. Там водку привозили без учета боевых потерь, выходили дни, когда оставшимся в живых в ней купаться можно было, не только пить. Если только жуликоватые хозяйственники не загоняли ее налево.
В магнитофоне крутилась кассета с безыскусными песнями о Чечне. Имел к ним пристрастие бывший старшина разведроты Сергей Николаевич Кизимов, трогали эти песни его душу.
– Жена-то как? – спросил сержант Карамышев.
– Сам видишь, – горько и честно признался Кизимов. – На хрена ей сдался инвалид? Бегала, сучка, на сторону, пока я по госпиталям валялся. А у Бурденко меня хирург классный оперировал. Так и сказал, вытянуть я тебя, парень, вытяну, но с палочкой ходить будешь. И два осколка удалять не стал, боялся, что мозжечок повредит. А зачем я ей с осколками, пустым рукавом да пенсией?
– Ничего, старшина, – ободрил Карамышев. – Перемелется, мука будет!
– Ты и там это все время говорил, – мотнул головой Кизимов. – Не перемелется, Витя, теперь уже лучше не станет. Кому я нужен? Я и врачам-то нужен, пока бабки есть, а денег не будет – на хрена я им сдался?
– Пенсию-то большую назначили? – сменил тему Карамышев.
– Две двести, – признался Кизимов.
Карамышев зло всхохотнул.
– Не густо они нашу кровь оценили! Ладно, старшина, прорвешься, только назад не смотри.
– А куда смотреть-то? – пожал плечами Кизимов. – Впереди я просветов не вижу, светлое все позади. Тоска, брат!
За окном медленно обретал очертания мир. Словно проявлялась огромная объемная фотопластинка. Выступили из мрака угловатые очертания соседних домов, стали различимы деревья и детский городок, который заботливые турки поставили из остатков стройматериалов, которые выбросить было жалко, а в Турцию везти ни к чему.
– Засиделись мы у тебя, – спохватившись, сказал Карамышев.
Заглядывая с балкона в комнату, он скомандовал:
– Подъем, мужики! И со стола уберите, не станет же Николаич за нас корячиться. Ему трудно одной рукой посуду мыть!