Книга перемен
Шрифт:
— Ох, слезы, слезы. Вытирай скорее. Будут у них дети, как Оксане без детей? Не такая она женщина.
— Понятно, что не такая. Понятно, что будут. Но все там у них такое чужое, инакое. Мы с тобой, Мишенька, из другой сказки, вот в чем дело. Сказки красиво не смешаешь, каждая хороша сама по себе.
— Ну, я не знаю, — взъерошенным котенком появился вдруг в дверном проеме Франик. — Вообще-то, есть еще и я. А вас послушаешь, так как будто бы меня и нет. Мамочка, что за срочность с внуками? Я вырасту, и будут вам внуки, хоть пять, хоть десять, хоть целый зоопарк. Надо?
— Хватит
И Франик уткнулся острым подбородком в плечо Авроре.
— Утешение ты наше, — совсем почему-то погрустнел Михаил Александрович. — Не подведи уж.
— Я вам, помнится, доказывала, что попытка его устранения ничего не принесет, а будет даже вредна. Так кто из нас умнее, Петр Иванович?
— Я осмелюсь предположить, что последний вопрос риторический? — побагровел от злости Петр Иванович и натянул на себя простыню. — Если нет, то попробуйте ответить на него сами, нахалка.
— Не буду. Вы и так знаете мой ответ, и он вам не понравится.
— Да что же это за. На гауптвахту отправлю! С мужиками!
— А нельзя ли прямо сейчас? — изобразила заинтересованность Галина Альбертовна, сложила губы высоким бутоном, сдула с бровей растрепанную влажноватую челку и перевернулась на живот. — А то у меня, простите, незарастающая плешь на лобке от ваших титанических усилий образовалась, но это и весь результат.
— Я вам не мальчик-спортсмен, не плейбой, горстями жрущий анаболики. Терпите.
— Тогда и вы терпите… критику неудовлетворенной женщины. Так о чем наш интересный разговор?
— Когда он в пустыне пропал без вести на пару с этим мудаком-пе-реводчиком, давно подлежавшим устранению, решено было их не искать, забыть, и все. Если вылезут, действовать по обстоятельствам.
— Они вылезли. Мудака устранили по причине излишней болтливости. Это разумом еще можно понять. Но зачем понадобилось травить Лунина?
— Не до смерти же его травили! Так, слегка только. Вызвали воспаление желудочно-кишечного тракта, чтобы жизнь медом не казалась, чтобы не было сил проявлять предприимчивость. Он почему-то стал активно рваться домой после смерти Арвана, скучно ему, видите ли, сделалось. А здесь он нам ни в коем случае не был нужен. Никто не ожидал, что он проявит активность, граничащую с авантюризмом. Новая программа предполагала разобщение семейства. После того, как у вас сорвался с крючка Олег Михайлович, — не без ехидства добавил Петр Иванович.
— Что вы мне об этой программе толкуете? Программа была составлена, чтобы глаза начальству замазать, это даже мне понятно. Они и без вашей дутой программы разобщались. Бывают такие периоды в семейной жизни. А вот если бы вы угробили старшего Лунина, семью объединило бы и сплотило общее горе. Может быть, и ненадолго, но. Много ли у нас времени? Они ведь уже начали размножаться, Лунины-то. А дети детей тоже законные наследники?
— К несчастью.
— Что же теперь?
— Продолжаем работать. Валюта нужна как никогда.
— Кому же?
— Не зарывайтесь,
— А вы глупостей не делайте. За каким чертом вы послали меня в Братск? Он, как увидел меня, сразу бесследно исчез, бежал не оглядываясь и затерялся на необъятных сибирских просторах. Жене сказал, что отправляется на заработки. Впрочем, вам это известно. Попытку вновь наладить отношения с Олегом я с самого начала считала безнадежной. Я оказалась права. Тем не менее, если подумать, его разлука с женой и ребенком нам на руку. Но я повторю свой вопрос: что же теперь? Кто очередной объект разработки? Вадимчик этот?
— С ним сложно, — серьезно ответил Петр Иванович. — Мы его практически тоже упустили. Мы пытались деморализовать его, устроили неприятности по комсомольской линии, с учебой. Все, казалось бы, получилось, и мы уже готовились протянуть ему «руку помощи», но. Он очень скрытный, поэтому о его браке нам стало известно слишком поздно. И это та-акой брак! Если его новые родственники узнают о наследстве, не видать нам денег как своих ушей. Все пойдет прахом. Не везет нам, Галина.
— Не понимаю, почему бы не действовать прямо? Приезжает, допустим, адвокат, сообщает, что есть наследство. Один из наследников едет и получает его, а потом ему прозрачно намекают, что советское государство крайне нуждается в валюте и что не помочь государству было бы непатриотично. А там, где нет патриотизма, зреет государственная измена, караемая по всей строгости закона. Ну и.
— Вот интересно мне, милая дамочка. Вам бы пришло в голову вернуться на родину, получив сумасшедшие деньжищи?! — отвернувшись, раздраженно поинтересовался Петр Иванович.
— О, какие вопросы осмеливаетесь вы нынче задавать! А не проговорились ли вы, Пьер?
— Ах, бросьте, Сфинкс! Всё игры ваши! Мне всегда нравился ваш бодрящий цинизм и полное отсутствие лицемерия. За что и терплю, и снисходительно смотрю на ваши выходки и жалкие попытки оскорбления. Так не становитесь ханжой сейчас! Вы отлично знаете, что грядут большие перемены, и запретные вопросы скоро станут актуальны.
— Ничего я такого не знаю. Это вы у нас кладезь секретной информации. А что касается меня, то я как миленькая привезла бы эти самые «сумасшедшие деньжищи» на советскую родину, потому что боюсь за сына.
— Шантаж в нашем случае рискован. Если наследник обратится в прессу, то будет международный скандал. Скандалы такого рода вспыхивают как порох, и мы в очередной раз окажемся в нужнике и без валюты.
— Что же предлагается? — насмешливо скривились подвижные губы Галины Альбертовны.
— Держать руку на пульсе. Фиксировать обстоятельства. Синтезировать их. Анализировать структуру момента. Действовать неуклонно, тонко, но напористо. Перевод требуется?
— Сама могу перевести: следить, провоцировать, пользоваться слабостями, играть на нервах, бесстыдно соблазнять, ложиться в койку (теперь уж не знаю, к кому еще), запугивать. А толку-то? Тем более что мои гонорары крайне скудны, а факультативные занятия с вами наедине вообще ничего не приносят, кроме морального ущерба.