Книга побед. Чудеса судьбы истории Тимура
Шрифт:
Я пришел в местность Баш-Арыги. Я оставил там амира Хусайна, приказал ему все время быть настороже, чтобы враги, когда будут приближаться, в первую минуту не могли сглазить нашей силы. Я разделил своих воинов на семь частей и расположился в таком порядке, как располагаются на перелете журавли; так я дошел до местности Кий [168] .
В это время Мир-Кичик-бег производил разведку с большим отрядом своих
168
Кий – местность по Заравшану, немного ниже Самарканда.
«Мы украсили небо, ближайшее к этому миру, светилами; мы поместили их тут для отражения демонов, для которых мы приготовили адский пламень» (Коран, XVII сура, 5 аят).
Я обрадовался и двинул своих воинов навстречу воинам Мир-Кичик-бега. Отряд за отрядом подходили мои остальные воины на помощь передовым.
Сражение затянулось надолго; в моем войске произошло замешательство; тогда я поспешил сам присоединиться к воинам с избранными богадурами. Лишь только я подошел, войско Мир-Кичик-бега обуял страх. Вслед за мной вступили в бой со стороны неприятеля Искандер-Углан, амир Юсуф и амир Хамид. Я со своими богадурами пролил немало крови: в рукопашном бою мы немилосердно рубили врагов мечами.
Во время боя конь Мир-Кичик-бега упал под ним, и нам удалось захватить его в плен; чтобы освободить Мир-Кичик-бега, амир Юсуф и амир Хамид со страшным ожесточением напали на нас. Один пеший воин с такой силой ударил коня амира Хамида, что конь упал, и амир Хамид был взят в плен. Амир Юсуф повернул коня и вскачь бросился назад; по пути его стремя зацепилось за стремя встречного всадника; амир упал и также попал в наши руки. Искандер-Углан бежал и присоединился к воинам Ильяс-Ходжи.
Я был крайне доволен одержанной победой, въехал на гору и начал собирать разбросанных здесь и там по полю битвы воинов в одно место. Войско мое быстро собралось, и я с удвоенной силой бросился на отряд Ильяс-Ходжи. Я снова одержал верх; я уже собирался схватить самого Ильяс-Ходжу, как на помощь к нему прискакал Искандер-Углан; он сам попал в плен, а Ильяс-Ходже удалось бежать. Мы бросились в погоню за Ильяс-Ходжой.
В моем войске не было ни одного богадура с пустыми руками; мы захватили очень много пленников, коней, оружия и имущества. Я приказал привести к себе всех пленников, чтобы переговорить с каждым из них сообразно с его положением. Я принес Аллаху благодарность за победу, мне посланную, и перешел с войсками и добычей в местность Кар, где и остановился. Я разрешил своим воинам праздновать победу: пировать и веселиться.
Через день по приезде в Кар я велел привести к себе взятых в плен амиров Ильяс-Ходжи.
Прежде всего я обратился к Мир-Кичик-бегу, похвалил его за верность своему хану и старался всякими посулами склонить к переходу на мою сторону; он не согласился подчиниться мне. Такую же похвалу я воздал амиру Хамиду; затем я выразил свое удивление подвигу Искандер-Углана, что он пожертвовал собой из-за Ильяс-Ходжи.
Я стал спрашивать пленных амиров, как они объясняют мои победы над их более сильным войском. Они отвечали: слава о моей непобедимости внушает такой неотразимый страх воинам моих врагов, что каждый мой удар по силе действия равняется тысяче обыкновенных ударов.
– Какой же казни я должен подвергнуть вас? – спросил я пленных амиров.
– Конечно, мы заслужили казнь, но в стране
Я снова попробовал заманчивыми посулами склонить их к переходу на мою сторону; они так и не согласились; я убедился в их непоколебимости, преданности своему повелителю. Я дал щедрые подарки, освободил их и других пленников и отправил всех к Ильяс-Ходже.
169
Обычай кровной мести, характерный для племенного быта, полновластно царит в нравах эпохи Тимура.
Вскоре я получил весть, что Ильяс-Ходжа пришел на берег Сайхуна у Ходжента. Я немедленно двинулся туда с воинами, но не нашел там Ильяс-Ходжи. Амира Сайф-эд-дина Никудерийского и амира Джагуй-Барласа я послал овладеть Самаркандом, а сам стал охотиться и постепенно тоже приблизился к Самарканду. Множество моих родичей и вассалов вышли мне навстречу со словами: «Истинное дело совершилось».
Я остановился в Самарканде и разослал собирать отставших по дороге воинов.
Племена Джете сами по себе, без всякого моего подстрекательства, начали враждовать между собой и возмутились против своего хана. Я желал быть единовластным правителем и решил вмешаться в дела Джете.
Но в это же время я получил нехорошие вести: амир Хусайн тайно действует во вред мне, сговаривается с главами племени Тумны насчет того, что ханом следует сделать не меня, а Кара-Джой-Джагатай-хана. Я написал письмо амиру Хусайну, что, по моему мнению, достоинство хана может получить только тот, кто много и счастливо воевал и кто уничтожил врагов Мавераннахра.
Амир Хусайн не обратил никакого внимания на мое письмо, а, по сговору с главами племени Тумны, отыскал внука Джагатай-хана, Кабуль-шаха, который жил в полной бедности, и сделал его ханом. Я пришел в Кешь и оставался там.
Когда наступила весна, распространились упорные слухи, что мятежники Джете с большим количеством воинов собираются напасть на Мавераннахр. Амир Хусайн в страхе поспешил собрать на совет преданных ему амиров; они порешили: воевать с воинами Джете без моего участия – немыслимая вещь. Находясь в безвыходном положении, они обратились ко мне с просьбой.
Амир Хусайн писал, что он – мой верный друг, но свою дружбу он докажет потом; он не будет больше поступать, как раньше, – уверять в своей преданности, писать об этом; он догадывается о моем к нему расположении по расположению, которое сам чувствует ко мне.
О просьбе амира Хусайна узнал и воспитатель Кабуль-шаха. Он сейчас же умертвил Кабуль-шаха, поспешил прийти ко мне и предложил принять его на службу. Я пришел к выводу: только очень дурной человек мог решиться убить своего повелителя, такого человека следует за гнусное злодеяние наказать самым достойным образом.