Книга привидений
Шрифт:
Он поднялся, я последовал за ним.
В центре кафе располагался пьедестал, а на нем - статуя, высотой около четырех футов. Она представляла собой человека со знаменем в левой руке, чуть наклонившегося назад; правая рука была поднята ко лбу, словно туда угодила пуля. Сабля, по всей видимости, выпавшая у него из руки, лежала в ногах. Я внимательно посмотрел на лицо: оно было совершенно отлично от лица того Жана Бушона, которого я запомнил: ни пухлых щек, ни бакенбард, ни сломанного носа.
– Вы меня, конечно, извините, - сказал я, - но эта статуя нисколько не напоминает Жана Бушона. Это может быть молодой Август,
– Может быть и так, - ответил официант, - но у нас не было его изображения. Поэтому мы предоставили все гению скульптора, а, кроме того, не последнюю роль сыграло желание угодить духу Жана Бушона.
– Хорошо. Но даже поза неверна. Жан Бушон упал с лестницы головой вниз, а эта статуя изображает человека, отклонившегося назад.
– Было бы не очень красиво, если бы он наклонился вперед; кроме того, возможно, духу Жана Бушона это бы не понравилось.
– Я понимаю. Пусть так. Но знамя?
– Это была идея скульптора. Жан не мог быть изображен, подающим чашечку кофе. И он изобразил его так, как вы видите. Искусство превыше всего. Если мсье не затруднит, он может прочитать надпись на пьедестале.
Я наклонился и с некоторым удивлением прочел:
"JEAN BOUCHON
MORT SUR LE CHAMP DE GLOIRE
1870
DULCE ET DECORUM EST PRO PATRIA MORI."
"ЖАН БУШОН
ПАЛ НА ПОЛЕ СЛАВЫ
1870
ОТРАДНО И ПОЧЕТНО УМЕРЕТЬ ЗА ОТЕЧЕСТВО"
– Как!
– воскликнул я.
– Но ведь он же умер, упав на лестнице черного хода, а вовсе не на поле славы.
– Мсье! Весь Орлеан - это поле славы. Разве не мы во главе со святым Анианом задержали гуннов Аттилы в 451 году? Разве не мы, под предводительством Жанны д'Арк, дали отпор англичанам, - мсье, надеюсь, извинит меня, - в 1429 году? Разве не мы прогнали немцев из Орлеана в ноябре 1870 года?
– Это все верно, - согласился я.
– Но Жан Бушон не выступал против Аттилы, его не было в войске Жанны д'Арк, он не гнал немцев. К тому же "Отрадно и почетно умереть за отечество", - сильно сказано, если учитывать известные нам факты.
– Как? Разве мсье не видит, как великолепно передан патриотизм?
– Признаю, но не вижу для этого оснований.
– Что основания? Главное - чувство.
– Но ведь статуя поставлена не в честь Жана Бушона, который умер за свою страну, а, извините меня, в банальной драке. И, затем, здесь неверная дата. Он умер в 1869 году.
– Всего-то год разницы.
– Да, но в результате этой
– Ах, мсье, покажите мне того человека, который, глядя на статую, рассчитывает увидеть в ней абсолютную правду по отношению к умершему?
– Но ведь в данном случае в жертву приносится истина!
– возразил я.
– Жертва - это великолепно!
– сказал официант.
– Нет ничего более благородного, более героического, чем жертва.
– Но не в том случае, когда в жертву приносится истина.
– Жертва - всегда жертва.
– Хорошо, - сказал я, понимая, что спорить бесполезно, - безусловно, это великое произведение, созданное из ничего.
– Не из ничего; а из тех монет, которые Жан Бушон украл у нас, чтобы хранить их в своем гробу.
– Он больше не появлялся?
– Нет, мсье. Хотя... Да, один раз, когда устанавливали статую. Это делал наш patron. Кафе было переполнено. Присутствовали все наши постоянные клиенты. Хозяин произнес великолепную речь; он говорил о моральных, интеллектуальных, социальных и политических заслугах Жана Бушона. Никто не удержался от слез, даже он сам. И вот, когда мы стояли, окружив статую, - я тоже стоял и тоже отчетливо видел, подобно многим другим, - я видел Жана Бушона. Он стоял прямо напротив статуи и пристально ее рассматривал. Я отчетливо видел его усики и бакенбарды. Хозяин кончил говорить, вытер глаза и высморкался. Настала мертвая тишина, никто не произнес ни слова. Мы застыли в благоговейном молчании. Прошло несколько минут, Жан Бушон обернулся к нам, - мы все видели его пухлые бледные щеки, толстые чувственные губы, сломанный нос, маленькие, как у свиньи, глазки. Он никак не походил на свой идеализированный портрет, так что с того? Главное - он был полностью удовлетворен. Стоя к нам лицом, он повернул голову вправо, затем влево, одарив нас тем, что я назвал бы самодовольной улыбкой. Поднял руки, словно бы призывая на нас благословение, и исчез. С тех пор его никто не видел.
БЛЕСК И СУЕТА
Полковник Маунтджой получил назначение в Индии, требовавшее его постоянного присутствия там. И потому он был вынужден отправить обеих своих дочерей, еще совсем девочек, в Англию. Жена его скончалась от холеры в Мадрасе. Девочек звали Летиция и Бетти. Разница в их возрасте составляла год, но они были настолько похожи, что их зачастую принимали за близнецов.
Летиция была определена к мисс Маунтджой, сестре ее отца, а Бетти - к леди Лейси, тетке со стороны матери. Конечно, их отец хотел бы, чтобы дочери его были вместе, но могли возникнуть определенные трудности, поскольку ни одна из дам не смогла бы справиться с обеими девочками, поэтому их разделение было сочтено за меньшее зло.
Когда девочки подросли, их внешнее сходство стало еще более поразительным, в то время как характер разительно отличался. Летиция стала нелюдимой, вспыльчивой, с неприветливым взглядом, в то время как Бетти отличалась открытостью и жизнерадостностью.