Книга Пыли. Прекрасная дикарка
Шрифт:
– На здоровье, – сказал Дибдин и встал, чтобы открыть дверь. – Всегда пожалуйста.
По дороге обратно в Зал герцога Хамфри доктор Релф приняла решение: она никогда не произнесет слова «Оукли-стрит» в присутствии Малкольма. Незачем ему это знать. Довольно и того, что она попросила мальчика шпионить. Ханне до сих пор было от этого не себе – а впрочем, и от всего остального, что касалось ее секретной работы.
Малкольм снова заглянул к мистеру Тапхаусу – помочь со ставнями. Ему очень понравилась новая антарная дрель.
– От этого дуба одно разорение, – ворчал старик. – Сестре Бенедикте не по вкусу платить так дорого, но я ее все ж таки урезонил. Мол, уговор есть уговор, а дуб есть дуб.
– Да что толку, если крепления слабые? Где тонко, там и рвется, – заметил Малкольм, за свою карьеру помощника в мастерской мистера Тапхауса слышавший эти слова, наверное, тысячу раз.
– Ясное дело, да только в таком добром дереве и крепления удержатся как надо. А если кому вздумается вывинтить шурупы из стены, то ему придется повозиться.
– О! – воскликнул Малкольм. – Я тут как раз думал… насчет шурупов. Вы же знаете, что когда головка снашивается, вывинтить шуруп становится труднее? Отвертке не за что зацепиться.
– Да, и что?
– А что, если мы подшлифуем головку напильником? Так, чтобы завинтить было можно, а отвинтить – уже нет?
– Что ты имеешь в виду?
Малкольм взял шуруп, зажал в тиски и стесал часть головки, чтобы показать мистеру Тапхаусу, что он имеет в виду.
– Вот, видите? Завинтить еще можно, а вот если захочешь отвинтить, отвертке уже не во что упереться.
– А, ну да. Хорошая мысль, Малкольм. Очень хорошая. Но что если сестра Бенедикта на следующий год передумает и велит убрать ставни?
– О-о-о… об этом я не подумал.
– Ну, как что придумаешь, скажи, – усмехнулся старик, а его деймон-дятлица насмешливо закудахтала.
Но Малкольм это не смутило: идея ему очень нравилась, и он был уверен, что сможет ее доработать. Он положил шуруп в нагрудный карман и помог мистеру Тапхаусу сколотить очередной ставень.
– А вы будете покрывать их лаком? – спросил он.
– Нет. Только датским маслом. Имей в виду, малец, – нет ничего лучше датского масла. Но знаешь, чего следует беречься, когда с ним работаешь?
– Нет. Чего?
– Спонтанного самовозгорания, – проговорил старик без запинки. – Если смочишь в нем тряпку, а потом так ее и бросишь, не прополоскав в воде, тряпка может сама по себе загореться.
– Как-как вы это назвали? Спон…
– Спонтанное самовозгорание.
Малкольм повторил за ним – просто чтобы еще раз послушать, как это звучит.
Когда плотник ушел домой, Малкольм направился на кухню, поговорить с сестрой Фенеллой. Та как раз резала капусту, и Малкольм тоже взял нож и принялся за дело.
– Где ты пропадал, Малкольм? – спросила старая монахиня.
– Помогал мистеру Тапхаусу. Кстати, вы знаете, что он делает ставни
– Это нам полицейские посоветовали, – ответила сестра Фенелла. – Они приходили на днях к сестре Бенедикте и сказали ей, что в Оксфорде развелось слишком много грабителей. А у нас в монастыре – и серебро, и дорогая посуда, и ценные облачения. Так что мы решили принять меры.
– Значит, это не из-за малышки?
– Ну, и ей, конечно, лишняя защита не помешает.
– Как она там?
– Жива-здорова, знай себе резвится.
– А можно мне еще раз на нее посмотреть?
– Если найдется время.
– Я для нее подарок сделал.
– О, Малкольм, как это мило…
– Он у меня с собой. Я его все время так и ношу – на случай, если вдруг удастся с ней увидеться.
– Да ты молодец.
– Ну так что, можно мне к ней?
– Ох, ну ладно. Закончил с капустой?
– Да, смотрите!
– Ну, тогда пойдем.
Сестра Фенелла отложила нож, вытерла руки и повела Малкольма по коридору в ту же комнату, куда они ходили в прошлый раз. Колыбель по-прежнему стояла посреди комнаты, освещенной всего одной тусклой лампой. Девочка лепетала и попискивала, словно пыталась что-то рассказать своему деймону, который сейчас выглядел как крысенок. Тот стоял на задних лапках и внимательно слушал ее, но как только сестра Фенелла и Малкольм вошли, обернулся, уставился на них, юркнул на подушку и что-то запищал на ухо Лире.
– Она учит его говорить! – восхитился Малкольм.
Сестра Фенелла осторожно взяла малышку на руки. Деймон-крысенок вспрыгнул на плечо Лиры и превратился в землеройку.
Малкольм достал свой подарок – тот самый фалинь с привязанным к нему шариком из букового дерева. Шарик он тоже вырезал сам и тщательно ошкурил. На вопрос, можно ли дарить такое маленькому ребенку, мама сказала: «Наверное, можно – если шарик достаточно большой и она его не проглотит».
– Я хотел еще раскрасить его, – сказал он сестре Фенелле, – но потом вспомнил, что малыши часто тянут вещи в рот, а в краске может быть всякая вредная гадость. Так что я просто ошкурил его наждаком. Пальчик она не занозит, не бойтесь. А если вдруг проглотит фалинь, всегда можно будет вытащить его за шарик. В общем, не волнуйтесь, это безопасная штука.
– Да это просто замечательная игрушка, Малкольм! Смотри, Лира! Это шарик из… из чего он?
– Из букового дерева. Видите, можно определить по волокнам! Оно и правда очень гладкое. И я хорошо его прикрепил – ни за что не оторвется.
Лира схватила фалинь и тут же сунула его себе в рот.
– Ей нравится! – воскликнул Малкольм.
– А вдруг она… ну, не знаю… вдруг она попытается проглотить веревку и подавится…
– Пожалуй, может, – неохотно согласился Малкольм. – Наверное, ей еще слишком рано. Можно пока забрать и подождать, пока она подрастет. Или можно перенести колыбельку на кухню. И тогда, если она начнет давиться, вы сразу услышите и спасете ее. Могу себе представить, какой шум поднимет ее деймон! Кстати, а как его зовут?