Книга совпадений. Чудеса на дороге к Богу. Рассказы
Шрифт:
Алкаш меня узнает. Я спрашиваю:
– Чего мою курицу отдал?
– А откуда ты знаешь?
– Я все знаю!
– А что мне с ней делать?
– Мог бы съесть!
– Да что ты! У меня вчера такое похмелье было, что мне как-то о еде мысль в голову не пришла. Зато сегодня я бы поел. Все утро о бульончике из той курицы думаю. Дурак я! Взял и отдал. Может, ты купишь мне другую курицу, а то внутри все сводит!
Я прямо растерялся! А душа кричит: «Вот что было бы, если бы ты вчера ему отказал? Посмотри, сколько всего хорошего благодаря ему произошло!!! Купи ему курицу!»
– Ну ладно! Иди к кассе, я сейчас.
Он уходит, но, уже отдаляясь от меня, разворачивает голову и бросает мне с улыбкой:
– И еще сто пятьдесят грамм бы хорошо к бульончику!
А затем, уже
– Федя! Еще сто пятьдесят грамм шампанского – и все! – И начинает гулко смеяться.
И все в магазине засмеялись. И три-четыре человека покупателей, и две кассирши.
Ну и я, конечно.
А после магазина думаю: надо пойти к часовне, посмотреть на того старичка, который сидел с собакой. Вдруг я его увижу.
Не знаю, почему-то мне это было важно сделать.
Утром день был пасмурный, а теперь сияло солнышко. Прогуляться было – чистое здоровье. Старичок сидел у часовни. Он и правда был невероятно благообразный, светлый. Такой же светлый, как батюшка из часовни. Я даже подумал, не один ли это человек. Он сидел не там, где нищие, а чуть поодаль, на лавочке. Словно шел по улице и просто решил передохнуть. Рядом лежала его собака.
Старичок смотрел на прохожих и улыбался.
Марфа, Мария и тетя Люся
Улетать в Грузию мне надо было в понедельник. А в воскресенье я поехал в свой храм на службу. У нас на исповедь всегда много народа, всегда очередь. Сколько священников – столько и очередей. Но все очереди разные. К кому надо стоять почти всю службу, к кому – пять-шесть человек, вот и все. И был у нас батюшка, к которому почти никто не шел. Не знаю почему.
Он выглядел этаким заморышем. Худой, на голове три свисающие волосинки, хотя по годам, наверное, лет на десять моложе меня. Все время покашливал. В грехах не копался. Выслушает, разрешительную молитву прочитает – следующий! И у него, у отца Иннокентия, людей почти никогда совсем не было. У всех очереди, а у него – нет. Мне казалось это несправедливым. Я все представлял, как отец Иннокентий сокрушается, что прихожане его обходят стороной. Поэтому я, как правило, становился к нему. Никаких с ним личных взаимоотношений, как это бывает, когда долго исповедуешься одному и тому же священнику, у нас не завязалось. Да мы и не делали попыток. Но на душе после исповеди отцу Иннокентию мне становилось спокойно: вроде как и я доброе дело сделал. И вот однажды, перед поездкой в Грузию, я подошел попросить у него благословения. А он вдруг стал расспрашивать: что я там буду делать? где побываю? сколько дней? когда вернусь?
Я рассказал, что еду на крестный ход святой Нины, который начинается каждый год 1 июня и идет 42 дня. Ну, конечно, на полтора месяца меня не хватит, но пять дней, а то и неделю я там пробуду.
– Вы знаете, – вдруг несколько просветлел отец Иннокентий, – я ведь всю жизнь мечтал там побывать, приложиться к мощам святой Нины, пройти тем путем, которым она шла. Но вот не довелось. Я очень люблю эту святую, преклоняюсь перед ее подвигом. Если вам будет нетрудно, сделайте мне одно одолжение: привезите мне оттуда четки. Самые простые. Только освятите их на мощах. Для меня это очень важно.
– Ну, конечно, батюшка! – поторопился ответить я. – Мне не составит труда выполнить вашу просьбу. Я с радостью сделаю это.
– Я буду ждать, – сказал батюшка и резко закашлялся.
Из-за кашля наш разговор оборвался, и батюшка скрылся в алтаре.
В понедельник я открыл глаза и понял, что проспал. Был почти полдень. Невероятно! Ведь я никогда столько не сплю. Но маленький шанс успеть на самолет все-таки оставался.
Такси заказать почему-то не получалось, и я выскочил на дорогу, чтобы остановить частника.
– Знаете, – говорит мне женщина-водитель, – мне много лет. И до сегодняшнего дня у меня было одно правило: никогда не брать пассажиров.
Вот и сегодня я должна была отвезти посылку на вокзал, отправить сестре в Воронеж московских конфет. У нее день рождения, и у нас так заведено: по праздникам мы через проводниц друг другу какой-нибудь подарок обязательно отправляем. А живу я за городом, далеко! Семьдесят с лишним километров от Москвы! У меня по Новой Риге в деревушке крошечный домик. Почти сарайчик. Выехала я пораньше. Еду и ругаю себя: зачем так рано? Даже кофе не попила! Куда спешить? Ветрище, дождь стеной, серость, сырость… Фу! Под колесами жижа, вот-вот застряну! А еще почему-то свернула на ту дорогу, по которой никогда не езжу. И где-то за километр до поворота на Ригу какая-то тетка стоит. Обычная тетка в платке. Марфуша такая. Промокла вся. Сумки у нее две огромные прямо в грязи. Просто стоит. Даже не голосует. И в фигуре такое напряжение, как у тебя сегодня было, когда ты метался, чтоб машину остановить. Но ты хоть признаки жизни подавал! А она тихо ждала. Я уже проехала мимо, но что-то меня заставило вернуться. Подъезжаю, стекло опускаю, а она плачет. Слезы ведь от капель дождя отличаются. Когда тебе много лет, как мне, ты слезы ни с чем не перепутаешь. Даже в ливень. И вот я ей говорю: «Садитесь».
И это, представляешь, первый раз в моей жизни, чтоб я незнакомого человека в свою ласточку пустила. Мало того, вышла под этот ливень с промозглым ветром и помогла ей неподъемные сумки в багажник поставить. А она только хлюпает! Говорю ей: «Не реви! Слышишь, не реви! Куда тебя везти-то?»
А она еще больше хлюпает. Потом выдавливает из себя: на Ленинградский! Ну, хоть здесь повезло: я как раз туда и еду. На площадь трех вокзалов. Едем, моя Марфуша потихоньку успокаивается, хлюпать перестает, в кресле удобнее устраивается… Успокаивается, короче. Чуть погодя тихим-тихим голосом заговорила. О том, что ее сестра десять лет живет в Иерусалиме, в монастыре. И столько же они не виделись, потому что сестра приехать не может, а у нее загранпаспорта нет. А вчера поздно вечером эта иерусалимская сестра позвонила и сообщила, что будет проездом через Москву с делегацией. Что они из аэропорта поедут сразу на вокзал, а оттуда куда-то в глубь России. И вот до полночи эта Марфа пекла сестре и всей делегации пирожки, а вторые полночи с двумя сумками пирожков пыталась добраться до вокзала! И это в такую непогоду! Кто подбросит, кто проедет мимо, где сама свои сумки протащит. Но потихоньку она начала понимать, что на вокзал к сестре может не успеть. А я думаю: бывают же совпадения! Она на вокзал, и я на вокзал! Она к сестре, и я сестре везу подарок! «Что ж ты, дорогая, просто встала и решила порыдать вволю? – спрашиваю ее. – Я же проезжала мимо – ты даже рукой не махнула!»
«Слезы сами текли от отчаянья, – отвечает. – А я сколько стояла – молилась. Молилась Матушке Богородице, чтобы Она помогла. Больше мне уповать было не на кого. И сил уже ни на что не было. Я же всю ночь руками махала, как птица. Сколько мимо меня всех проехало! Редко-редко кто останавливался! А как останавливались, то или в другую сторону едут, или на соседней улице живут и уже приехали. Или денег просили. А деньги я, если честно, вообще не взяла. Спохватилась уже, когда сумки через всю деревню поволокла на дорогу. Совсем из головы выпало». – И так опасливо на меня посмотрела.