Книга странствий
Шрифт:
Почитал я дивный текст этого саблезубого гуманиста и подумал с грустью и тревогой: почему же мы, евреи, отравители душевных колодцев - ополчились именно на Россию?
Но настолько мелодически полон оказался этот номер газеты, что немедля я нашёл ответ и на последний свой немой вопрос. Ничуть не только на Россию ополчились евреи, а на весь без исключения подлунный Божий мир. Который давным-давно уже мы покоряем планомерно и тщательно, в разное время окучивая разные страны. Объяснила это мне статья Геннадия Шиманова - "О тайной природе капитализма". Мне досталось в номере газеты только окончание этого блестящего труда, но и его вполне достаточно для ясности картины, и я в меру сил моих перескажу леденящий кровь детектив о плетении всемирной паутины.
Оказывается, было
– спрашивает сам себя проницательный Шиманов. И отвечает, по-моему, просто и гениально. Во-первых, потому что история швейцарских банков ("равно, как и история самой Швейцарии") окутана глубокой тайной - что с несомненностью означает тесную причастность к этому евреев. А во-вторых, по утверждению Еврейской энциклопедии, том 4, еврейские финансисты появились в районе Берна уже в 6 веке нашей эры.
В жизни своей ничего убедительнее я не читал. Вот какие страшные мы люди, думал я, и горестная гордость распирала мою грудь. И тут я вдруг сообразил, что я могу помочь Шима-нову - он поленился полистать энциклопедию дальше - а ведь текли ещё, конечно же, и французские деньги, потому что в томе на букву "П" написано чёрным по белому (о, местечковая гордыня наша, побуждающая выбалтывать такие ключевые тайны!), что Париж хоть и столица Франции, однако же - "евреи здесь жили ещё до завоевания Галлии франками".
Я покурил, остыл немного, выпил кофе и уныло занялся исторически предначертанным мне делом - сел вычитывать текущие инструкции из книжки "Протоколы сионских мудрецов". Я ещё тоже напишу о нас со временем полную правду, тщеславно думал я. Не зря ведь самые заядлые антисемиты - из картавых.
Забытые стихи
Был у меня как-то краткий разговор с литературным профессором Романом Тименчиком, благо живет он тут же в Иерусалиме и преподаёт в университете. На случайной пьянке встретившись и мне желая что-нибудь приятное сказать, Роман спросил:
– У вас ведь, Игорь, есть черновики? Отдайте нам их, мы бы изучали ваше творчество, уже пора.
Я был польщён безмерно и, неловко восхищение скрывая, горестно признался:
– Нету, милый Рома, я как книжку кончу, сразу всё выбрасываю, не держу архива никакого.
– Жаль, - ответил мне профессор с облегчением, - а то бы изучали.
Через какое-то недолгое время я наткнулся в ящике стола на уцелевший по случайности блокнот со множеством стишков. Вот настоящие литературные черновики, обрадовался я. И на случившейся такой же пьянке я как бы мельком и со скромностью, присущей ситуации, сказал Тименчику:
– А знаете, Роман, я тут нашёл один блокнот довольно старый, там черновики большого сборника стихов...
А так как профессор явно не вспоминал, к чему я гну, я пояснил стеснительно:
– А то ведь изучать пора...
Роман просиял и доверительно сказал мне:
– Я это самое всем аспирантам говорю, а никто не хочет!
Я дивный этот разговор недавно вспомнил, ибо мне довольно крепко повезло. Это была как бы награда за неряшество. Я не храню архив, а та огромная помойка, что растёт на полках и в шкафу, в ящиках стола и под столом, такого названия не заслуживает ни по виду своему, ни по сроку сохранения. Ибо как только предвидятся гости, я всю внешнюю
Из дневника 86-87 гг.
***
Услышав новое решение, мы по команде, ровным строем себя на вольное мышление беспрекословно перестроим.***
Я сыт по горло первым блюдом разгула гласности унылой, везде так люто пахнет блудом, что хлынет блядство с новой силой.* * *
На днях мы снова пыл утроим, поднимем дух, как на войне, и новый мир опять построим, и вновь окажемся в гавне.* * *
Много раз я, начальство не зля, обещал опустить мои шторы, но фальшивы мои векселя и несчастны мои кредиторы.* * *
Сплелись бесчисленные нити в нерасторжимые узлы, и, не завися от событий, капустой ведают козлы.* * *
Случаем, нежданно, без разбега, словно без малейшего усилья но летит российская телега, в воздухе сколачивая крылья.* * *
Временно и зыбко нас украсила воля многоцветьем фонарей; гласность означает разногласие, а оно в России - как еврей.* * *
Трудно жить в подлунном мире, ибо в обществе двуногих то, что дважды два - четыре, раздражает очень многих.* * *
Питомцы лагерной морали, на воле вмиг раскрепостясь, мы рвались жить и жадно крали, на даже мизер жалко льстясь.* * *
Менее ли хищен птеродактиль, знающий анапест, ямб и дактиль?* * *
Так меняются от рабства народы, что опасны для такого народа преждевременные роды свободы, задыхающейся без кислорода.* * *
Хорошо, что ворвался шипучий свежий воздух в российское слово, от него нам не сделалось лучше, но начальникам стало хуёво.