Книга суда
Шрифт:
– Советую попробовать с девяткой, ну или тройку. Тройка надежнее, но потом девятку не возьмешь.
– Карл сел в кресло и, плеснув в бокал вина, поднял.
– Ну, желаю удачи.
Девять. Три. Четыре. Одиннадцать. Пятнадцать. То ли пожелание легло, что называется в руку, то ли злость помогала, но партия осталась за ним. И следующая тоже. И последняя. А злость ушла.
– Поздравляю, успехи делаешь, - Карла проигрыш не огорчил, он спокойно собрал шары в ящик, обтер кий от мела и поставил на стойку.
– Ладно, время позднее… или раннее, потом поговорим. Конни, солнце, тебе отдыхать
Злость вспыхнула с новой силой. Какого черта?
– Какого черта ты ведешь себя, точно бык на корриде? Красной тряпкой перед носом помашут, ты и летишь, - Карл снова сидел в кресле перед камином, только на сей раз незажженным. Начищенная до блеска каминная решетка, выложенное кирпичом нутро и вылизанный огнем до черноты крюк.
– Что такое коррида?
– Коррида? Извини, постоянно забываю, что некоторые вещи здесь не известны. Коррида - это такое развлечение, когда два придурка - человек и бык - пытаются убить друг друга.
– Я не придурок.
– Да ну? А похоже, - Карл закрыл глаза.
– Беспочвенная ревность, бессмысленная злость. Ради чего? Вернее, из-за кого?
– Она останется со мной.
– Так я разве был против?
– В Хельмсдорфе.
– Подожди еще неделю. Пусть она хотя бы постоять за себя сможет, если что.
– Карл зевнул.
– Полагаю, будет весело…
Коннован
Неделя, которую я почему-то непременно должна была провести в Саммуш-ун, оказалась на удивление долгой. Рубеус куда-то исчез, вернее, я знала, куда - у Хранителя много дел, тем более во время войны - но от знания легче не становилось. И связь между нами была какой-то ненадежной. Она стала похожа на растянутую веревку, провисшую, местами истертую до того, что малейшее усилие и разорвется.
Я не хотела разрыва и закрывала глаза, отворачиваясь от эмоций, повисших на истончившейся струне. Чувство вины? Рубеус точно не виноват в том, что со мной произошло. Злость? Обида? Не понимаю. Не берусь толковать. Прошу прощения и закрываюсь барьером. Я еще не готова к разговору.
И не поэтому ли молчание затягивается?
Карл заглядывал редко. И сегодняшнее приглашение на ужин стало приятной неожиданностью. Тем более, что еда на этот раз нормальная, а то от бульона с кашей меня уже мутит. В конце концов, чувствую я себя почти нормально.
– Ну, милая, должен тебя поздравить. Выглядишь ты, конечно, отвратительно, но зато жива, что странно. По всем показаниям выжить ты не должна была. Ты ешь, ешь, не стесняйся.
Ем. Горячее мясо, острый соус, терпкое вино приятно пощипывает губы. Карл сидит напротив, смотрит изучающе, словно не знает, что сказать дальше. Улыбается, только неискренне как-то. Странно, раньше я никогда не могла определить: искренне он улыбается или нет. Раньше я вообще не задумывалась о том, что Карл может быть неискренен.
– Еще вина? Попробуй с сыром, по-моему, вкусы великолепно дополняют друг друга.
Сам он ничего не ест. Хочет поговорить со мной. Откуда я это знаю? Просто знаю и все. У сыра теплый желтый цвет, кое-где разломанный зелеными нитями плесени.
Нити - Тора - База… задание, которое я не выполнила.
– Как самочувствие?
–
– Шрамы… - Карл взял со стола белую салфетку и сложил пополам.
– Не хотелось бы лгать, но… никто на моей памяти не получал ожоги настолько обширные и глубокие. Вернее, получать - получали. Сразу, когда появились первые… результаты, первая партия генмодифицированных солдат, выяснилось, что при всех видимых плюсах имеется один большой минус. Проект собирались закрыть. Кому нужны воины, которые боятся дневного света? Вот тогда и провели серию экспериментов, чтобы выяснить, насколько серьезна данная проблема. Так вот, Коннован, при световых ожогах, площадь которых превышает тридцать процентов площади тела, наступает шок и смерть.
– Сколько?
У меня кусок в горле застрял. Нет, я конечно знала и о проекте, и об экспериментах, но не точные цифры.
– Тридцать, - подтвердил Карл.
– У тебя, насколько могу судить, около семидесяти - семидесяти пяти. Прибавь сюда повторный ожог, уже не солнечный, а температурный и длительный период голодания. Ты просто-напросто не могла выжить. Однако выжила. И я искренне рад.
Я ему поверила.
– …но организм твой находится на крайней степени истощения. Восстанавливаться придется долго, не день-два, как раньше, а год, или десять, или сто…
– Или вообще никогда.
– Вполне возможно и такое, - Карл отхлебнул прямо из бутылки. Прежде за ним подобных вольностей не водилось.
– Но я склонен полагать, что со временем все наладится. И в конечном итоге, красавицей ты никогда не была.
– С-спасибо.
От подобного комплемента пропал аппетит. Я знаю, что была не слишком-то красива. Но ведь и не уродлива, как сейчас.
– Ты выжила, Коннован, а это главное. Остальное - не так и важно, поверь моему опыту.
– Карл, откинувшись на спинку стула, зевнул. Вежливый намек на то, что тема закрыта.
– Лучше скажи, что собираешься делать дальше? Знаю, ты приняла приглашение Рубеуса.
– Ты против?
– Да нет, в общем-то дело твое. Но ты уверена, что ты хочешь именно этого?
Чего он ждет? Сомнений? Отказа? Вежливого отступления: прежде я всегда отступало, стоило Карлу усомниться в правильности выбранного пути. Но «прежде» - это так давно.
– Он мне нужен. Я шла ради него. Тебе интересно, почему я выжила? Я хотела выжить, я хотела вернуться к нему. Я разговаривала с ним там, когда совсем тошно становилось. Когда оставалось одно желание - лечь и сдохнуть, я…
– Я понял. Не кричи, - Карл жестом обрывает монолог признаний.
– И, поверь, мне жаль, что так получилось. Я просто надеюсь, он знает, что делает. Ладно, не бери в голову. Лучше попробуй белое, по-моему, чуток кисловато.
Странный разговор оставляет легкий привкус страха. А вино и вправду кисловато.
Глава 6
Фома
Печь пышет жаром, который стекает с выбеленных боков, расползаясь по комнате. Сидеть рядом с печью невозможно, и Фома отодвинул стол к окну. Тем более, что оттуда удобнее наблюдать за Ярви.