Книга тайн
Шрифт:
Когда я вошел, мне навстречу поднялась женщина лет пятидесяти. На ней было длинное, подпоясанное чуть ниже грудей платье с белым воротником и шаль, тщательно накинутая таким образом, чтобы скрыть ее седые редкие волосы. Уголки ее рта были опущены, маленькие глаза смотрели холодно. Но как и при украшении комнаты, она старалась изо всех сил и использовала все имеющиеся у нее средства. Она выдавила на лице улыбку и сумела сохранить ее на все то время, что мы шли с ней по комнате. Она посадила меня на почетное место — стул с высокой спинкой, за которым, вероятно,
— Моя дочь сейчас придет, — сказала она. — Я решила, что сначала лучше будет познакомиться нам с вами.
Слуга принес на подносе вино. Я взял кубок и с жадностью приложился к нему, выходя за рамки приличия. Эллевибель удивленно посмотрела на меня, но сдержалась — ничего не сказала и жеманно пригубила из своего кубка.
— Я слышала, что вы — ювелир, герр Генсфлейш.
— Я прошел обучение.
На этом я остановился — вряд ли вдова Эллевибель хотела бы услышать, чем кончилось мое ученичество.
— Мой покойный муж был виноторговцем.
Я не стал оспаривать это.
— Я слышала, что Майнц тоже знаменит своими винами. — Она с надеждой подняла на меня взгляд. — Ведь вы родом из Майнца?
— Верно.
— И ваш отец — он был…
Грубиян? Свинья?
— Он торговал тканями. А еще он был компаньоном монетного двора.
На вытянутом лице Эллевибель засветилась надежда.
— А семья вашей матушки?
— Лавочники.
Это заметно поубавило ее энтузиазма, как я и предполагал. Мне это доставило удовольствие. Вино и мои дурные предчувствия настроили меня на жестокий юмор.
— Расскажите мне о вашей работе в Штрасбурге.
— Я участвовал в разных предприятиях, — неопределенно ответил я.
— Андреас Дритцен сказал мне, что вы обучали его искусству гранения драгоценных камней.
— Я был ему должен.
Она и бровью не повела.
— Но у вас есть постоянный доход?
— Небольшой.
— И дом?
— Я снимаю дом. В Сент-Арбогасте. Вы, вероятно, не знаете — это в нескольких милях от Штрасбурга.
Она сощурилась.
— Прекрасно знаю. Милая деревенька. И совсем рядом с городом.
Я хотел было рассказать ей скабрезную историю о женщине, на которую по пути в Сент-Арбогаст напали бандиты и похитили ее, но тут раздался стук в дверь. Эллевибель встала.
— Моя дочь. Она будет рада познакомиться с вами.
Я был готов увидеть монстра. На самом же деле меня поразила ее абсолютная заурядность. Да, она была далеко не красавица. Лицо плоское, с выражением жестким, как перепеченный хлеб, белый головной убор подчеркивал овал ее лица. Нос у нее был небольшой, зубы кривые (но не слишком). Кожа уже утратила гладкость. Если к ней в придачу полагалось две сотни гульденов, то не было никаких причин, по которым любой мужчина не желал бы брака с ней. Любой, кроме меня.
Она сделала книксен. Мы оба стояли, не зная, что делать дальше. Я, вздрогнув, понял, что она разглядывает меня, как мгновение назад разглядывал ее я. И кого она видела? Мужчину средних лет, потеющего под шапкой, отороченной
— Конечно, встает вопрос о приданом, — сказал я.
— Мой покойный муж — да будет земля ему пухом — был честный и экономный человек. Когда он умер, его состояние оценивалось в две сотни гульденов. Я готова все свои надежды возложить на Эннелин.
В ее манерах было что-то уклончивое.
— Это очень щедро.
— Радость матери, которая видит, что ее дочь устроена, стоит любых затрат.
Я не ответил. Мой позаимствованный плащ камнем висел на мне. Воротник душил меня. Я не мог заставить себя взглянуть на Эннелин. Червь глодал меня изнутри.
— Мне нужно будет подумать…
Эннелин была хорошо воспитана. Она скромно смотрела на меня, и на ее лице не было ни тени сомнения. Ее мать оказалась прямолинейнее.
— Герр Генсфлейш, вы хотите жениться на моей дочери?
XXXIX
Париж
«Ягуар» отъехал от тротуара и двинулся по Севастопольскому бульвару в направлении шоссе Е-19 и дальше — к Бельгии. Ательдин развернулся через две полосы, проехал мимо Гар-дю-Нор, а потом, когда перед ними открылась дорога, придавил педаль газа. Ник откинулся к спинке кожаного сиденья, спрашивая себя, сидела ли здесь Джиллиан, впечатлялась ли этим гудением мощного двигателя.
Он бросил взгляд назад — не преследует ли их кто. Дорога была пуста. Он увидел только Эмили, свернувшуюся в уголке заднего сиденья и поглядывающую в окно.
— Что вы имели в виду, когда говорили, что книга заморожена? — Говорила она тихим голосом, едва слышным за ревом двигателя.
— Это последний этап консервации. Худшим врагом книги после огня является вода. Нужно избавиться от нее как можно скорее. Но сушка книги — ценной книги — дело ох какое хлопотное. Если у вас на руках целая библиотека, то вы не можете обрабатывать каждую книгу отдельно. На это нет времени. Поэтому вы их замораживаете и держите в холодном месте, пока у вас не дойдут до них руки, и тогда уже размораживаете и консервируете надлежащим образом.
— И сколько времени нужно, чтобы разморозить книгу?
— Несколько часов. У них там есть все необходимое оборудование. — Ательдин обогнал несколько грузовиков. — И тогда посмотрим, что нам удастся найти. Может быть, вашу таинственную игральную карту. — Он нажал на тормоза, когда перед ними вывернул маленький «пежо», а потом перестроился, чтобы обогнать его. — Если только, конечно, вы уже не нашли ее.
Ник ждал этого момента и долго обсуждал с Эмили варианты ответа. Он засунул руку в сумку у него под ногами и вытащил карту из жесткого конверта. Ательдин стрельнул в нее глазами.