Книга Темной Воды (сб.)
Шрифт:
— Забрать?! – повторил я.
— Этими двумя становятся первые, кого коснется выпивший зелье…
Память причудлива. Зачастую она стирает многие важные события. При этом всякие пустяки или то, что кажется нам пустяками, остается с нами навсегда.
Я вдруг отчетливо представил своего деда, и как он протягивает мне берестяную чашку. Уголки рта у него подрагивают, глаза лучатся радостью.
— Выпей это. Отвар нужный. Плохо не будет, не бойся.
Мне было тогда не больше двадцати. Я вот уже целый год встречался с Надей. Привез ее в деревню деда,
Надюше он показался человеком суровым и негостеприимным. Дед в то лето, действительно, вел себя странно, что-то его тяготило.
Хотя с другими людьми он и общался в то время неохотно, но со мной был как обычно приветлив, расспрашивал, как отец — с дедом они не виделись лет двадцать после какой-то старой семейной ссоры.
Предложенный дедом отвар я выпил не задумываясь.
Виктор ездил в деревню с нами. Белоголовый и улыбчивый, он деду, казалось, понравился. Дед расспросил моего друга об учебе, о жизни, что думает делать дальше и, как ему видится его нынешняя деревенская жизнь. Виктор тогда так прямо и заявил, что в городе, дескать, лучше, возможностей себя реализовать больше…
Дед на эти слова только головой покачал.
Я принял осознанный выбор. Смертельная доза снотворного. Я уже не проснусь, и больше никогда не увижу их, мертвых. Мне не придется испытывать угрызений совести, ведь я прожил свое счастье вместо них. Пока они принуждены были по воле моего деда страдать, я наслаждался жизнью…
Я лег на кровать и закрыл глаза.
За чертой смерти меня встретил дед. Он рычал и брызгал слюной.
— Проклятая старуха. Она все-таки довела тебя до самоубийства!
— О чем ты говоришь?! – я едва не кинулся на него с кулаками: — Ты отравил жизнь моим друзьям. Ты отравил ее мне!
— Идиот! – дед замахнулся на меня посохом. – Ведунья взялась за тебя совсем не по этой причине. Ты что, и вправду, решил, будто был слишком удачлив в своей жалкой жизни? Она травила тебя и травила совсем из других побуждений. Твоей бывшей жене понадобились твои деньги, дурак… Возвращайся немедленно!
Дед ударил меня посохом в грудь, и я захлебнулся свежим воздухом, хлынувшим в легкие.
Я стоял на коленях, склонившись над унитазом. Меня тошнило в течение часа. Опорожнив желудок, я оделся, сунул в карман пальто кухонный нож и вышел в ночь. Меня ожидала встреча с бывшей женой и проклятой старухой, лицо которой (я осознал это только сейчас) все время мелькало перед моим мысленным взором.
Пусть они не думают, что мне не хватит духа разделаться с ними: человек, к которому являлись мертвые, способен на все.
Легкость бытия
Анатолия разбудили громкие голоса соседей. Позевывая, он выбрался в коридор. Обитатели пятидесятой квартиры стояли в очереди в ванную комнату и по обыкновению ругались между собой.
— Доброе утро, – пробормотал Анатолий,
— Я вчера записывался первым! – неистовствовал Константин Павловский, – а теперь что получается?! Должен стоять тут. Дожидаться своей очереди! Да?! И как только ваш успел туда просочиться?! Вот ведь жирная свинья!
— Ничего, подождешь! – ответила жена «жирной свиньи». – Я вчера целый час стояла, пока ты там сидел!
— Можешь даже не ждать! – кинул Павловский Анатолию. – Я записался с десяти до двенадцати, и буду находиться в ванной ровно столько, сколько мне потребуется. Всем ясно?!
— Козел ты! – сказал Анатолий и пошел на кухню (все конфорки, конечно, заняты — Инна Игоревна Толоконникова варит кашу из крупозаменителя, а рядом кипят в кастрюле зеленоватые желатиновые сардельки для Павловского — младшего — скандалист почище попаши).
— Доброе утро, – Анатолий сглотнул слюну — есть очень хотелось, но вчера ему так и не удалось раздобыть что-нибудь на завтрак. Талоны для Общественной столовой он расходовал экономно. Неизвестно, что будет завтра. Может, Общественная столовая окажется единственным местом, где он сможет перекусить.
— Доброе?! – Инна Игоревна покосилась на соседа, – ну-ну, поздновато встаешь.
— На заводе дали выходной, – Анатолий пожал плечами, – почему бы не поспать подольше, раз есть такая возможность.
Женщина смерила его презрительным взглядом:
— Кто-то спит, а кто-то с утра уже стоит в очереди в продуктовом. И нечего так смотреть — кашей делиться не буду.
— А мне и не надо! – обиделся Анатолий. – Я сейчас пойду в Общественную столовую, – сообщил он, – у меня талоны есть! – Глянул на стенные часы и решил, что следует спешить, если, конечно, он не хочет остаться голодным.
Анатолий открыл воду и сполоснул над раковиной лицо. Вода, к его удивлению, сегодня была прозрачной — никакой ржавчины, примесей, внешне вполне нормальная водичка, но пить ее, конечно, не стоит даже после кипячения — отравление обеспечено.
Бросив угрюмый взгляд на соседей возле ванной (они продолжали ругаться) Анатолий скрылся в комнате. Пружинная кровать и маленький шкафчик едва помещались между тесных стен. Анатолий накинул пальто, надел ботинки (при входе в квартиру лучше не оставлять — обязательно сопрут), и вышел.
— Во, берите пример с Толика! – крикнул Павловский. – Ему вообще ванная не нужна!
Лифт, как это обычно бывает, не работал, пришлось идти по лестнице. На ступенях спали бездомные. Перешагивая через множество распростертых тел (некоторые явно лежали тут очень давно — умерли от голода), Анатолий добрался до подъездной двери. Здесь он надвинул на лицо респиратор и распахнул дверь. Пахнуло гарью. Утренний смог висел над огромным городом, клубился между башнями домов-высоток, вращался вместе с колесами электромобилей, забивал лопасти многочисленных энергоустановок, перекачивающих силу ветра в чистое электричество.