Книга Тьмы (сборник)
Шрифт:
— Ты что-то спросила?
— Я спросила, не придешь ли ты завтра ко мне… Знаешь, в столице будет какая-то крупная конференция. Тоже — событие, и почти вся наша профессура разъехалась. Я даже удивилась: как так можно — уже второй день в больнице нет ни одного мало-мальски компетентного специалиста, одни интерны, неудачники и молодежь…
— Да, долгое спокойствие ослабляет… тьфу, расслабляет. — Из-за этой его дурацкой оговорки Альбина не почувствовала обычного раздражения. — А вообще любопытно: наш мэр, оба его заместителя, даже начальник
— Не нравится мне это, — вновь нахмурилась девушка. — А дорожная полиция? Ты не обратил внимания, что все живые постовые исчезли, одни «коробки» стоят!
— Тоже бездельничают, — махнул рукой Рудольф. — Да брось ты! Нам-то какое дело? Когда все идет как по расписанию — не грех и сачкануть… Ты ведь тоже не имеешь права в дни дежурства покидать территорию больницы, а вспомни, сколько раз мы с тобой бегали в кафе.
— Но на этаже всегда кто-то оставался, — напомнила она, — на всякий случай.
— Но ты сама говоришь, молодые врачи остались. А они, может, и не хуже ваших профессоров. И без нашего мэра жизнь в городе не остановится. А дорожная полиция… тоже, наверное, кто-то где-то сидит и смотрит на монитор. Чего им пылиться, если последний раз правила дорожного движения в нашем городе серьезно нарушили аж два года назад? А где по мелочи — там можно и не спешить, компьютер нужную сумму штрафа сам со счета снимет… Так что выкинь мрачные мысли из головы и сосредоточься на том, что скоро мы с тобой распишемся. Договорились?
Он заглянул девушке в лицо, ожидая, что оно засияет, как обычно, что на щеках появятся ямочки, а серые глаза лукаво прищурятся. Но ничего не произошло: наоборот, в уголках глаз Альбины заблестели готовые выкатиться слезинки.
— Не надо, — чужим, испуганным голосом сказала она.
— Что? Ну, дай я тебя поцелую, — неуверенно шутливо предложил он.
— Не надо говорить об этом… — увернулась Альбина. — Они… слышат…
И она кивнула в сторону луны и верхушек деревьев.
У этой песни было два названия и несколько вариантов аранжировки, а кроме того — и огромное количество «близняшек», настолько похожих по мелодии и содержанию, что их постоянно друг с другом путали. Собственно, кое-кто пытался объявить ее особым направлением или стилем, настоящим, полноправным видом музыки, название которого звучало столь труднопроизносимо, что его как-то стихийно перекрестили в «ламбадобрейк» — тоже не слишком благозвучно, зато понятно.
«Ламбадобрейк» задорно повизгивал во всех колонках, скакал по веткам, тревожа замороченные мигающим освещением листья, изначально не привыкшие к такому веселью.
Много ли мыслей уживается в голове одновременно со смехом? Когда внутри пляшут солнечные зайчики, все
И больше ничего не надо!
А в пространстве уже трясутся незлые кулаки, трутся и толкают друг друга бедра, и вот уже в освобожденном центре площадки валится наземь парочка, чтобы показать самый класс танцевального дворового мастерства. Не день, не два выкладывались они после рабочего дня, тренируясь в подвалах и на чердаках, но позади усталость и пот — сейчас время их триумфа.
Тела ритмично змеятся, нахлестываясь друг на друга, и в то же время избегают касания: струится огромной шелковой кистью обработанная всякой химией шевелюра парня, блестит черный «люрексом» на голове партнерши…
Мы упадем в объятья сада. Да-да-да-да, да-да, да-да!И вопят, вторя певцу-певичке опьяненные задором голоса…
Центр площадки, как издавна заведено, отдается «профессионалам», а край уже заполнили «отфонарщики» — здесь можно упасть на спину и просто дрыгать в воздухе ногами, можно пройтись на руках. Да мало ли на какую дурь толкает человека полная свобода движения? И лишь веселым безумием сверкают в мелькании светофильтров глаза.
Все ли?
За разноцветицей огней сложно обнаружить пустоту, и все же слишком резко выделялся из общей массы один тяжелый, отсутствующий взгляд-чужак. Это его запомнил по дороге Рудольф, прежде чем пустовзглядый незнакомец успел нырнуть под маску изменчивого света.
А было так… Взгляд этот — не в ритм, не в темп — заскользил по бьющимся в тенетах музыки фигурам, замер на ближайшей тонкой талии, и она на миг прекратила извиваться.
— Привет! Партнершу ищешь? — Вильнули шелковые бедра, и худенькая рука с десятком тонких браслетов потянулась к восходящему солнцу на футболке.
Да, все началось так просто…
Не говоря ни слова в ответ, пустовзглядый протянул ей навстречу свои лапищи; пальцы впились в ребра, словно нарисованные тенью на майке, и на какой-то момент обоих скрыло сгустившееся облачко жидкого азота.
Совсем рядом визжа упал на линолеум и завертелся волчком бритый юнец, его крик подхватили другие, и среди слитного ора затерялся один вопль, вспыхнувший на миг тогда, когда пальцы пустовзглядого вошли в худенькое тело, прорывая кожу. Тем более не слышен был тихий хруст, а то, что девочка вдруг обмякла в руках партнера, что голова ее откинулась назад, что замерли, мутнея, вылезшие из орбит глаза, что кровь заструилась по талии, — кто это заметит?