Книга
Шрифт:
В Кумран Клим приехал с железным намерением так и поступить; он уже твердой решительной поступью направлялся к знакомому вагончику, из которого слышались веселые голоса… он уже… он…
Он почувствовал этот забытый на скамье металлоискатель еще раньше, чем увидел его, — видимо, посредством своего «железного» намерения, не иначе. Ведь если металлоискатель чует железо, то и железо должно его чуять, не так ли? Клим стоял у скамейки в полном смятении. Сердце колотилось в груди, как перед первым поцелуем.
— Ну что ты мучаешься? — сказал он сам себе. — Ну возьми его, коли он уже тут лежит. Возьми и избавься от этого наваждения раз и навсегда. Всего лишь еще одна попытка, последняя, для очистки души. А то ведь свихнешься, честное слово, свихнешься…
Последние слова
Откинув сомнения, он будто отпустил тормоза, распахнул ворота конюшни, где в темной тесноте томился табун, и теперь на душе было чисто и просторно. Клим не шел, а летел… он словно возвращался домой после долгой отлучки. Вот и Нос Сатаны. Последний мешок так и лежал у подножия стены, в точности там, где остался три дня назад. Клим привычно вскарабкался наверх. Странное дело, теперь он совсем не чувствовал вони, а может, она просто перестала ему мешать. Он любил эту пещеру, и пещера любила его. Клим погладил ее шероховатую стену. Он не зажигал света — зачем, если все тут известно ему наощупь? Он здешний житель, летучая мышь… кто сказал, что эта пещера пустая? Она наполнена счастьем до самых краев! Может быть, поэтому здесь так трудно дышать?
Климу вдруг захотелось спать… все-таки он очень устал… трудно бороться с самим собой: в этой борьбе нет победителя. Он лег на гладкий приятный пол, повернулся, устраиваясь поудобнее… что-то мешало… какой-то квадратный футляр под боком. Что это? Ах, да — металлоискатель! Клим сел и включил прибор. Металлоискатель немедленно запищал, экранчик засветился, ворочая стрелкой и пульсируя столбиками силы сигнала. На что он реагирует? На лопату? Или на фонарь? Клим повел рукой, и задохнулся. Сердце ухнуло куда-то вниз, помедлило, словно раздумывая, стоит ли возвращаться и, решившись, подпрыгнуло уже к самому горлу. Сигнал шел из глубины пещеры, оттуда, от дальней стенки… ну-ка… нет, не от стенки, а из-под пола. Из-под пола!
Стоп! Клим вытер пот с лица. Это наверняка галлюцинация, парень. Отдышись, приди в себя, глотни кислородика… тут-то, внутри, не хватает, вот и чудится всякая хрень. Он выполз наружу, хватая воздух широко открытым ртом. Чего-то не хватало и снаружи… чего?.. ах да: обычно галлюцинации сопровождались головокружением и балетом цветных пятен перед глазами. Но сейчас ничего этого не было и в помине. А значит, и галлюцинации не было! Зато сердце продолжало колотиться у горла. Ты действительно что-то нашел. Ты так хотел найти и нашел. Теперь главное — не сдохнуть от радости. Ребристая поверхность скалы, казалось, подрагивала под ударами его сердца. Еще три дня назад ты лежал здесь же, полумертвый от собственного отчаяния, и вот… как же это все вынести, Господи, как вынести?!
Он вернулся в пещеру. Так. Теперь надо отключиться. Просто работать и все. Копать. Ты копаешь лучше всех на свете. Он попробовал пол лопатой… нет, здесь глухо… здесь?… здесь?… Клим усмехнулся, словно увидев себя со стороны: ни дать ни взять — зубной врач в пасти великана. Лезвие лопаты вдруг продвинулось вглубь спресованной временем почвы — всего на несколько сантиметров, но так оно обычно и бывает в трудных раскопах. Лиха беда начало… теперь само пойдет.
Кувшин лежал на глубине примерно полуметра. Собственно, это был даже не кувшин, а массивный керамический цилиндр диаметром в тридцать-сорок сантиметров и длиной в шестьдесят. Клим осторожно окопал его со всех сторон, стараясь не задевать за стенки; впрочем, цилиндр совсем не казался хрупким, в отличие от кувшинов на фотографиях или черепков, попадавшихся Климу при раскопках в Кумране. Решение не думать, отключить голову и просто работать оказалось очень удачным: выкатывая этот тяжеленный контейнер из ямы, Клим не испытывал ровно никаких чувств — ни волнения,
Контейнер был плотно запечатан с обеих сторон и выглядел совершенно герметичным. Клим качнул его туда-сюда, прислушался… внутри что-то перекатывалось… неужели и в самом деле свиток? Вот дома и разберемся… он обвязал цилиндр веревкой… сейчас аккуратненько спустим и… что «и»? — как ты его отсюда попрешь?.. а вот спустим и посмотрим… Через узкую входную щель контейнер прошел без проблем, что, в общем, было неудивительно: как-то ведь его сюда заносили… ну вот, а теперь — майна помалу…
Клим лежал на краю щели, осторожно стравливая веревку, на которой обычно спускал вниз мешки или поднимал инструмент. Его тяжелая добыча уже покачивалась над самой землей, когда вдруг обнаружилось, что веревки не хватает. Сверху казалось, что недостает всего нескольких сантиметров; видимо, Клим неосмотрительно потратил слишком много веревочной длины на обвязывание цилиндра… хотел, чтоб понадежнее… черт!.. благими намерениями… что же делать? Поднимать и перевязывать? Он потянул вверх… тяжело!.. контейнер сильно качнулся и стукнулся об скалу. Эдак еще разобьется, чего доброго…
За иорданскими горами на горизонте уже угадывался близкий рассвет: нужно было срочно возвращаться, причем возвращаться с тяжелой ношей и незамеченным. О том, чтобы оставить находку здесь на целые сутки и без присмотра, Клим не хотел даже думать. Времени перевязывать заново не оставалось. Нужно решаться… всего-то несколько сантиметров… что ему сделается?.. стенки толстенные, выдержат… Клим стравил веревку до предела и разжал пальцы. Раздался треск; веревка змеей нырнула вниз. Клим услышал звук ее падения и все снова смолкло. С сильно бьющимся сердцем он спустился, остерегаясь, чтоб не сорваться от излишнего смятения и спешки.
Цилиндр раскололся надвое, вдоль — очевидно, по месту стыка двух составлявших его половинок. Они так и лежали рядышком, раскрывшись и глядя в ночное небо, по которому наверняка соскучились в течение двух долгих тысячелетий. А между ними, между ними… Между ними сквозь лохмотья истлевшей льняной ткани тускло поблескивал в луче фонаря медный свиток — в точности такой, каким бы Клим представлял его во сне, если бы осмелился на такую неслыханную дерзость.
Обычно Климу снились кожаные или папирусные свитки — похожие на те, которые он знал по фотографиям в книгах. При этом смелость его фантазии простиралась лишь до того, чтобы вообразить небывалый уровень сохранности драгоценной вещи: во сне Клим брал в руки свиток и свободно разворачивал его, всматриваясь в ивритские и греческие буквы, ища немногие знакомые ему слова или имена, пытаясь определить хотя бы тему написанного. В реальности такая процедура была бы абсолютно невозможна. Большинство найденных по сей день свитков либо рассыпались прямо в руках, либо представляли собой сплошную слипшуюся массу, которую можно было разделить на листы и прочитать исключительно в лабораторных условиях.
Медный же свиток не снился Климу хотя бы потому, что сама возможность такой находки была крайне маловероятной. Из шести сотен кумранских текстов только один оказался выгравирован на металле — та самая опись кладов, закопанная у входа в Третью пещеру и открытая случайно при помощи миноискателя. Эта опись отличалась от остальных свитков не только тем, что была нацарапана на меди, но и многим другим: утилитарностью назначения, грамматическими ошибками, бьющей в глаза простонародностью выражений… Странным выглядело и то, что ни один из шести десятков упоминаемых в списке схронов так и не был никогда найден — во всяком случае, история не сохранила ни одного упоминания о подобном событии. В самом деле, можно утаить факт обнаружения одного клада… ну, двух… ну, даже десяти или двадцати… но так, чтобы бесследно исчезли шестьдесят!.. — нет уж, извините, такого не бывает.