Книги, которые я любил

Раджниш Бхагаван Шри

Пол Репс сделал почти невозможную задачу — живя в Америке, и не смотря на это, я повторяю, не смотря на это получил полный аромат цветка дзэн. И не только получил его для себя, но передал в «Плоть и кости дзэна» всему миру. Мир должен остаться навсегда благодарен ему, хотя он и не просветлённая личность. Вот почему я говорю, что ему удалось сделать почти невозможную задачу.

Девять… Я жду пока вы немного подрастёте, потому что я собираюсь говорить о высотах, предельных высотах. Хорошо… но не останавливайтесь. Хорошо не означает ''стоп'', это просто означает ''продолжайте, продолжай в том же духе'' — ''чараивети, чараивети''.

Кстати — книга, которую я собираюсь упомянуть, это Кристмас Хамфрис «Дзэн

буддизм». Сначала он хотел назвать её «Продолжай, продолжай» — как перевод «Чараивети, чараивети» — или «Иди, иди». Но всё-таки англичанин остаётся англичанином. Он отбросил первоначальное название и назвал книгу просто «Дзэн буддизм».

Книга красива, но название уродливо, потом что Дзэн не имеет ничего общего с какими бы ни было — измами, с буддизмом или чем-то ещё. ''Дзэн буддизм'' — это не подходит для названия. Просто ''Дзэн'' было бы достаточно. Хамфрис написал в своём дневнике, что он избрал «Чараивети, чараивети» первым предпочтением для титульного листа — но потом он подумал, что это будет слишком длинно. «Иди, иди»… «Продолжай, продолжай [25] ». Он поменял название и получил что-то уродливое: «Дзэн буддизм». Но сама книга красива. Она является хорошим введением для миллинов людей Запада в мир Дзэн. Это большая услуга.

25

Go on, go on

Этот Хэмфрис был учеником Т.Д. Судзуки, и он услужил мастеру, как никто, особенно на Западе. Он оставался преданным Судзуки всю жизнь.

Гудья поведала мне вчера свой разговор с Дэвагитом, она сказала ему: «Если ты живёшь с Ошо хотя бы один месяц, как я, ты должен знать, что это трудно». И я знаю — это представляет определённую трудность. Жить с просветлённым человеком трудно; а жить с тем, кто вышел за пределы этого — ещё трудней.

Но Хемфрис доказал, что он настоящий ученик; он оставался верен и честен и послушен Судзуки до самого конца его жизни и до самого конца своей. Он не колебался ни мгновения. Вы найдёте этот непоколебимый дух в его книге.

Десятая — и последняя книга для сегодняшнего собрания. Это очень маленькая книга, известная всего нескольким людям на земле, но её следует провозглашать с крыш всем и каждому. Это «Песни Чандиды» — бенгальского безумца, Баула. Слово ''баул'' означает ''безумец''. Шандида танцевал и пел — от деревни к деревне, и никто не знает, кто собрал его песни. Это должен был быть кто-то с великой и щедрой душой, такой щедрой, что он даже не упомянул своего имени.

Песни Чандиды… Я чувствую себя в таком благоговении. Одно имя Чандида — и моё сердце начинает бится в совсем другом ритме. Какой это был человек и какой поэт! Было тысячи поэтов, но Чандида в той же категории, что и Соломон, не ниже этого. Если Соломона можно сравнивать с кем-то, это с Чандидой.

Песни Чандиды воспеваютс странные вещи — Бога, которого не существует. Чандида знает, что бога нет, но он всё же поёт о Нём, просто потому что ''Бог'' представляет существование.

Чандида также поёт о медитации, хотя о ней и ничего нельзя сказать — но он всё что-го говорит, и это нельзя пропустить. Он говорит: «Медитация — эквивалент не-ума». Какая замечательная формула! Альберт Эйнштейн должен ревновать к Шандиде. Увы, Эйншейн не знал ничего ни о Чандиде, ни о медитации. Один из величайших людей этого века, он был абсолютно не знаком с медитацией. Он был знаком со всем, кроме себя самого.

Чадида поёт песни о любви, об осознанности, о красоте и природе. И есть несколько песен, которые не связаны вообще ни с чем; только комфортность, удовольствие от пения — и совсем никакого смысла.

Это моя десятая и последняя на сегодня книга.

Глава 16

О

скольких книгах я уже сказал в P.P.S., гммм?

''Сорок, Ошо''.

Сорок?

''Да, Ошо''.

Вы знаете, что я упрямый человек. Я собираюсь довести число до пятидесяти, что бы ни случилось. Иначе придётся начать P.P.P.S. Но моё упрямство окупается: это помогает бороться против всех видов глупостей, которыми полон мир. Это большая помощь для меня, чтобы сохранить свой интеллект среди всех этих посредственностей везде вокруг. И я совсем не чувствую сожаления, потому что я упрям; фактически я благодраю Бога, что он создал меня таким: крайне упрямым.

Первая книга принадлежит Беннету, англичанину, совершенному англичанину. Книга о совершенно неизвестном индийском мистике Шивпури Бабе. Мир узнал о нём только благодяра книге Беннета.

Шивпури Баба был несомненно одним из редчайших цветений, особенно в Индии, где столько идиотов, претендующих на звание махатм. В Индии найти такого человека это большая удача, нужно предпринять большое исследование. В этой стране пятсот тысяч махатм. Найти настоящего человека среди этой толпы почти невозможно.

Но Беннету повезло во многих смыслах и не один раз. Он был первым, кто обнаружил Гурджиева. Это был не Успенский, не Никкол, а не кто иной как Беннет. Беннет нашёл Гурджиева в эмигранстком лагере в Константинополе. Эо было время русской революции. Гурджиев покинул Россию — и по пути в него дважды стреляли, прежде чем он смог убежать. Наши с ним методы различны — но судьба может сыграть в одну и т же игру дважды…

Гурджиев в лагере для эмигрантов! — только подумайте об этом, я не могу поверить, что человечество способно пасть так низко. Отправляя Гурджиева, Будду, Иисуса или Бодхидхарму в какой-то лагерь… Когда Беннет увидел Гурджиева, тот стоял в очереди за едой. Еду давали только раз в день, и очередь была длинной. Тысячи русских стояли в этой очереди — они бежали из Росси, потому что коммунисты расстреливали там людей без всяких причин, даже не спрашивая имени и ничего не вясняя. Вы будете удивлены — они убили почти десять миллионов русских.

Как Беннет мог опознать Гурджиева? Гурджиева, сидящего среди своих учеников, не трудно опознать, но Беннет разглядел его и в старой рваной одежде, не мывшегося много дней. Почему его взгляд остановился именно на нём в этой очереди? Эти глаза — вы не сможете спрятать их. Эти глаза — сидит ли человек на золотом троне или же стоит в очереди за порцией еды в лагере для беженцев — они одни и те же. Беннет забрал Гурджиева на Запад.

Никто не поблагодарил его за это, и этому есть причина. Он был неопределённым, колеблющимся человеком. Беннет никогда не предавал Гурджиева, пока тот был жив. Он не смел. Эти глаза, это было слишком; он дважды видел их непередаваемое воздействие. Он берёт интервью у Гурджиева в своей книге — которая не очень хороша, не велика, потому я не посчитал её, а просто обращаюсь к ней — Беннет говорит: «Я пришёл к Гурджиеву усталый и истощённый после долгого путешествия. Я был болен, очень болен, мне казалось, что я собираюсь умереть. Я пришёл повидать его просто потому, что если я умру, то больше не увижу этих двух глах опять… я пришёл за последним опытом».

Он вошёл в комнату к Гурджиеву. Гурджиев увидел его, встал, подошёл близко и обнял. Беннет не мог поверить — это не было системой Гурджиева. Если бы он стукнул его, это было бы более ожидаемо, — но он обнял его! И это было больше, чем просто объятие. В те несколько мгновений, пока Гурджиев обнимал его, Беннет почувствовал огромный прилив энергии. И в то же время он видел, как Гурджиев начинает бледнеть. Гурджиев отошёл и сел, а потом с трудом поднялся опять и ушёл в ванную комнату, сказав Беннету: «Не беспокойся — просто подожди десять минут, и возвращусь, такой, как и всегда».