Книги крови 3-4. Исповедь савана
Шрифт:
Сэди спокойно отметила, что женщина целит неправильно. Даже при ясной погоде она, вероятно, была бы паршивым стрелком, но сейчас, в таком состоянии, при такой буре, даже опытный террорист мог бы промахнуться. Гаер повернулся и поглядел на Лауру-Мэй. Он не проявлял ни малейшего волнения. Он думает то же, что и я, подумала Сэди, он чертовски хорошо знает, что волнение ей не на руку.
– Шлюха! – громко крикнул Гаер, возводя взор к небу. – Господь, видишь ли ты ее? Видишь ее позор, ее блуд? Отметь ее! Она – одна из дщерей Вавилонских!
Лаура-Мэй не совсем поняла подробности, но общее
– Я не шлюха! – завопила она в ответ, и Смит-и-Вессон прыгал в ее руке, готовый выстрелить. – Ты не можешь называть меня шлюхой!
– Пожалуйста, Лаура-Мэй... – сказал Эрл, отталкивая Гаера, чтобы поглядеть на женщину, – уйди отсюда. Он не в себе.
Она не обратила внимания на его требовательный тон.
– Если ты не уйдешь от него... – сказала она, указывая дулом пистолета на человека в черном.
– Да? – издевательски спросил Гаер. – И что же ты сделаешь, шлюха?
– Я выстрелю! Ей-богу! Я выстрелю!
По другую сторону здания конторы Вирджиния набрела в грязи на бутылку с таблетками, которую выбросил Гаер. Она наклонилась, чтобы поднять ее, и тут ей пришла в голову идея получше. Ей больше не нужны пилюли, верно ведь? Она говорила с мертвецом, одно лишь ее прикосновение сделало Бака Дарнинга видимым для нес. Что за способности! Ее видения были реальными и всегда были такими – более правдивыми, чем весь этот Апокалипсис, полученный из вторых рук, старый, изношенный, который штудировал ее достойный жалости муж. Что могут сделать пилюли – разве что замутить вновь обретенный талант. Пусть себе лежат.
Множество гостей накинули куртки и повыходили из номеров поглядеть, из-за чего поднялся весь этот шум.
– Что тут было? Несчастный случай? – окликнула Вирджинию какая-то женщина. Лишь только эти слова слетели с ее губ, прозвучал выстрел.
– Джон, – сказала Вирджиния.
Прежде чем эхо от выстрела стихло, она пошла на звук. Она уже представила себе, что там обнаружит, – своего мужа, который неподвижно лежит на земле, и торжествующего убийцу, который стоит над ним в грязи на коленях. Она ускорила шаг, на ум ей пришли молитвы. Она молилась не для того, чтобы тот сценарий, который она представила себе, оказался ложным, но скорее, за то, чтобы Бог простил ее, потому что она хотела, чтобы он был истинным.
Однако сцена, которая развернулась перед ней по другую сторону здания, опровергла все ее ожидания. Евангелист был жив. Он стоял совершенно нетронутый. Рядом с ним, раскинувшись на грязной земле, лежал Эрл. Неподалеку стояла женщина, которая несколько часов назад заносила к ним в номер воду со льдом. В руке у нее был пистолет. Он все еще дымился. Как только Вирджиния поглядела на Лауру-Мэй, из тьмы выступила фигура и выхватила оружие из руки Лауры-Мэй. Пистолет упал на землю. Вирджиния проследила за ним взглядом. Лаура-Мэй выглядела обескураженной, она не понимала, как умудрилась выронить оружие. Однако Вирджиния знала. Она видела просвечивающий призрак и угадала, кто это. Это наверняка была Сэди Дарнинг, она, благодаря которой этот мотель окрестили Бойней Любви.
Глаза Лауры-Мэй нашли Эрла, она издала вопль ужаса и побежала к нему.
– Не умирай,
Эрл поглядел на нее из грязевой ванны, в которую его погрузили, и покачал головой.
– Ты промахнулась на целую милю, – сказал он.
Рядом Гаер упал на колени, руки сжаты, лицо поднято к падающему дождю.
– О, Господь, я благодарю тебя за то, что ты сохранил это свое орудие, и в час нужды...
Вирджинии захотелось заткнуть этого идиота. Этого человека, который так глубоко уверил ее в том, что она не в себе, что она чуть не отдалась Баку Дарнингу. Ладно, с нее хватит. Она уже достаточно пугалась. Она видела, как Сэди действовала, влияя на реальный мир, видела, как то же делал Бак. Теперь нужно, чтобы процесс пошел в обратном направлении. Она решительно подошла к тому месту, где лежал Смит-и-Вессон, и подняла его.
Как только она это сделала, она почувствовала совсем рядом присутствие Сэди Дарнинг. Голос, такой тихий, что она едва его слышала, сказал у ее уха:
– Разве это мудро?
Вирджиния не знала ответа на этот вопрос. И вообще, что есть мудрость? Разумеется, не застывшая риторика сухих проповедей. Может, мудрыми были Лаура-Мэй и Эрл, которые сидели в грязи, не обращая внимания на молитвы и проклятия Гаера и на взгляды постояльцев, которые сбежались, чтобы посмотреть, кого убивают. Или возможно, мудрость состояла в том, чтобы отыскать червоточину в своей жизни и уничтожить ее раз и навсегда. С оружием в руке она вновь направилась в номер семь, почувствовав, что рядом с ней обеспокоено шагает Сэди Дарнинг.
– Не Бака?.. – прошептала Сэди. – Нет, конечно.
– Он напал на меня, – сказала Вирджиния.
– Ах ты, бедная овечка.
– Я не овечка, – ответила Вирджиния, – больше нет.
Поняв, что женщина абсолютно владеет собой, Сэди попятилась, опасаясь, что ее присутствие насторожит Бака.
Она наблюдала, как Вирджиния пересекла парковочную площадку, миновала тополь и шагнула в номер, где собирался ждать ее мучитель. Огни все еще горели, после синего мрака снаружи они казались очень яркими. Но Дарнинга нигде не было видно. Комната номера восемь тоже была пустой. Потом раздался знакомый голос.
– Ты вернулась, – сказал Бак.
Она резко обернулась, сжимая в руке пистолет, но пряча его от Бака. Он вышел из ванной и сейчас стоял между ней и дверью.
– Я так и знал, что ты вернешься, – сказал он ей. – Все они так делают.
– Я хочу, чтобы ты показался, – сказала Вирджиния.
– Я гол, как младенец, – сказал Бак. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Снял с себя кожу? Может получиться довольно забавно.
– Покажись Джону, моему мужу. Пусть он увидит, что ошибался.
– Ах, бедняга Джон. Я не думаю, что ему хотелось бы меня увидеть, а?
– Он думает, что я не в себе.
– Сумасшествие бывает иногда очень полезно, – заметил Бак. – Они чуть не стащили Сэди с электрического стула, настаивая на том, что она за себя не отвечала. Но она была слишком честной, чтобы выгадывать себе что-то. Она просто продолжала втолковывать им: «Я хотела, чтобы он умер. Поэтому я застрелила его». Она никогда не отличалась особым здравомыслием. Но ты... теперь, я думаю, ты знаешь, что для тебя лучше.