Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями
Шрифт:
«Новых реалистов» в том виде, о котором здесь идет речь, характеризовали веселая агрессия, бурное социальное ребячество, привычка вписываться в любую литературную, а часто и политическую драку, и вообще желание навязчиво присутствовать, время от времени произносить лозунги, уверенно считать давно поделенное литературное пространство своей вотчиной.
Все это, к слову, шло вразрез и с той моделью поведения, что демонстрировали «реалисты» призыва девяностых. Знаменательно, что так или иначе обращались к советской литературе и первые, и вторые, однако если Варламов, Ермаков или
Последовательно Сенчин, Шаргунов да и я тоже совершили вещь, году уже в 1995-м и даже в 2000-м, совершенно немыслимую: мы начали публиковаться одновременно в «Новом мире» и в «Нашем современнике», в «Завтра» и в «Новой газете», выступать на «Эхе Москвы» и на радио «Радуница», посещать красно-коричневые митинги и либеральные «круглые столы».
Пользуясь лимоновской терминологией, «новые реалисты» успешно навязали себя литературной общественности со всем своим багажом. С ними пришлось считаться.
По существу
Вопрос лишь в том, что никакого «нового реализма» как литературного течения, отвечающего своему названию, не было. То есть течение было, но называться оно должно как-то иначе.
Идеальным «новым реалистом» является лишь один писатель из всех вышеназванных – Роман Сенчин. Он неустанно описывает новую реальность, старается быть предельно честным, фиксирует, документирует, складирует.
Шаргунов? Сергей пишет экспрессивную, порой фантасмагорическую прозу, хоть и отражающую некоторые реальные события. Но разве отнесешь к реализму «Ура!» или тем более «Птичий грипп»? Полноте. Мы же не считаем «мовистские» повести позднего Катаева реализмом? Вот и с Шаргуновым та же история – он пишет «Алмазный мой венец», а не «Сына полка».
Елизаров? Тем более. Действие всех трех его романов – “Pasternaka”, «Библиотекаря» и «Мультиков» – происходит по большей части в авторской голове.
Данилов? Я называю его стиль иронический аутизм. К реализму это имеет такое же отношение, какое имели Добычин или Платонов к соцреализму.
Садулаев? Ну, только если вы не читали «Пургу», “Ad” и «Таблетку» – то есть три из пяти его романов.
Рубанов успешно мигрировал в жанр социальной фантастики. «Хлорофилия» великолепно наследует Стругацким и советской фантастике вообще.
Да и мой «Санькя» является отчасти антиутопией, а «Черная обезьяна» не имеет к реализму вообще никакого отношения.
Единственное, что имело место быть в нашем случае, – так это вольное сообщество политически ангажированных молодых русских людей.
Шаргунов, которого вообще на какое-то время занесло в большую политику (и выбросило оттуда за неукротимость нрава), Сенчин, который ходит на все марши несогласных, какие только случаются в столице, Садулаев, который является членом питерского отделения Коммунистической партии, Елизаров, который фраппирует публику
Когда мы в течение последних лет пяти собирались в своем тесном кругу, у нас, признаюсь вам, вообще ни разу не заходила речь о литературе. Как, мол, брат, твой рассказ в жанре нового реализма? Да трудно, брат, не хватает пока правды жизни!
Нет, речь шла почти всегда о политической повестке дня, актуальных партийных драках и медийных перетрясках.
Нашу улыбчивую банду скорее стоило назвать «новым нонконформизмом» или «сообществом радикальных консерваторов». На худой конец, «клиническим реализмом», и это было бы особенно точно.
Но вот назвали «новым реализмом», и приходится теперь отвечать.
К реализму мы имели отношение только в том смысле, что, говоря о современности, каждый из нас так или иначе демонстрировал молодую и наглядную неприязнь к установившемуся в окружающей реальности порядку вещей.
Сначала это многих подкупало. Потом многих стало раздражать.
Критика
Ну да, все патентованные «новые реалисты» с какого-то времени успешно работают в качестве колумнистов глянцевых журналов. Обуржуазились. Мы же должны распространять свои тексты в ксерокопиях или выкрикивать на митингах у памятника Маяковскому.
Но вообще это примерно та же история, что с Иваном Охлобыстиным, заявившим как-то, что он влез на шею чудовищу шоу-бизнеса и будет паразитировать на нем, пока чудовище не издохнет.
Ну да, Елизарову дали «Букер», а он ходит в берцах, как сами знаете кто, а Прилепину – сто тысяч долларов за книгу десятилетия, и он не отказался.
Но вообще либеральная общественность предыдущие лет пятнадцать делила кэш исключительно между своими – и если у них не подросло новое поколение, то кто ж в том виноват?
Еще у «новых реалистов» морда кирпичом.
Это выяснилось, когда вышла антология «Десятка» с произведениями десяти «новых реалистов», и на нее стали выходить рецензии.
Рецензенты почему-то сошлись в одном: фотографии, размещенные на задней обложке книги, явно демонстрируют, что перед нами быдло и научившаяся складывать байки гопота.
Еще глубже копнул Виктор Ерофеев в своем недавнем эссе «Отсебятина», написанном все о той же «Десятке».
Речь он завел издалека, рассказав, что настоящий писатель похож на радиоприемник на старых лампах, и если покрутить ручку на его панели, услышишь всякие хрипы и странное сплетение голосов.
«Откуда берутся эти голоса и каков их смысл, непонятно, да в это лучше и не вдумываться, но если тебе дано их услышать, сядь и записывай», – пишет Ерофеев.
Но есть и другой тип писателей, которые никаких голосов не слышат, а несут отсебятину. Это как раз, по мнению Ерофеева, всякие там «новые реалисты», которых он наконец удосужился прочесть в сборнике «Десятка».
Я как-то был в Италии вместе с Ерофеевым – так вот, когда он выступал перед итальянской публикой, он свою речь как раз начал с того, что он – старый радиоприемник, который гудит, шипит и передает какие-то голоса.