Книжник. Сладкая месть

Бондаренко Андрей Евгеньевич

– И много вас таких – «Крыльями» обиженных? – закуривая очередную сигарету, уточнил Пашка.

– Достаточно, – криво усмехнулся Хрусталёв. – Десятка полтора наберётся. Почти все авторы последних трёх-четырёх лет, имевшие дела с этим издательством…. Так что, брат Сомов, срочно заходи на сайт «Крыльев», в раздел – «Наши авторы». Получишь готовый список потенциальных злодеев…

Пятый параграф. Ретроспектива 02. Борман

Александра отправилась в редакцию. Пашка отбыл – на казённой машине, предоставленной добрым генерал-лейтенантом – в Репино, на осмотр места преступления. То есть, пока – происшествия.

А Хрусталёв, свернув на улицу Олеко Дундича, решил не прерывать

прогулки. Он неторопливо, тихонько насвистывая ненавязчивую мелодию, шагал по тротуару, покрытому густой сетью трещин, и вспоминал подробности своего последнего визита в «Крылья».

Дело было ранней зимой. В кабинете находились Крыленко и Конкин – оба хмурые и жутко-мрачные.

– Есть деньги? – поинтересовался – вместо приветствия – Хрусталёв.

– Откуда? – сделал бесконечно-удивлённые глаза Виктор Степанович. – Ведь, это…

– Мировой финансовый кризис?

– Он самый.

– А, что у нас по третьей книжке?

– Ну, не знаю….

– Не катит – твоя третья книжка, – непроницаемо глядя в сторону, сообщил Конкин. – Совсем.

– Почему?

– По многим весомым факторам и серьёзным причинам. Вот, к примеру, возьмём главу, посвящённую встрече Главного героя с Мартином Борманом. Зачитываю.

В назначенное Шульцем время к высокому крыльцу санатория величественно подъехал ухоженный чёрный «мерседес», из которого вылезли три высоких и широкоплечих молодых человека, облачённых в приметную штатскую одежду: длинные – до пят – кожаные чёрные плащи, широкополые чёрные шляпы, белые шарфы, небрежно накинутые на толстые бычьи шеи.

– Сеньор Рамос? – небрежно поинтересовался паренёк, стоявший рядом с водительской дверцей. – Очень приятно. Садитесь на заднее сиденье, идальго. Посередине.

Денис влез в автомобильный салон, пахнущий хорошим табаком и дорогим мужским одеколоном. Двое других молодых людей тут же крепко стиснули его кожаными боками.

Машина, негромко чихнув, тронулась с места и медленно покатила в сторону моря.

– Сейчас вам завяжут глаза. Не обижайтесь, кабальеро, но так надо, – не оборачиваясь, солидно сообщил с водительского сиденья главный «кожаный плащ». – Строгие должностные инструкции. Не более того…

Его товарищ, достав из кармана плаща плотную чёрную ленту, крепко завязал Денису глаза, после чего – порядка ради – пошарил рукой вдоль повязки, проверяя надёжность и действенность этого ограничителя зрения.

«Да, во все времена и у всех народов Власть Предержащие обожали, обожают, и будут обожать – колотить дешёвые понты», – с философской грустинкой подумал Денис.

Первые десять-двенадцать минут машина ехала по отличному асфальту, потом, судя по участившимся колебаниям чутких рессор, свернула на второстепенный просёлок.

Он решил ещё раз разложить в голове «по полочкам» информацию о человеке, с которым ему предстояло встретиться. Впрочем, достоверной информации было до обидного мало.

«Итак, начнём!», – мысленно потёр Денис ладонью о ладонь. – «Борман появился на «Олимпе» Рейха внезапно, словно бы – из неоткуда…. Точно известно, что весь 1924-ый год он провёл в тюрьме – за участие в кровавых уличных беспорядках, где и заработал свой знаменитый кривой шрам на щеке. А потом – словно бы по мановению волшебной палочки – стал всесильным канцлером НСДАП…. Как? Никто толком не знает. Гитлер, вдруг, за что-то всерьёз рассердился на Гесса. На своего ближайшего друга и старого соратника, которому разрешал называть себя по имени и на «ты». Гесс – канцлер НСДАП, старая, видавшая виды лиса – это сразу почувствовал. Почувствовал и испугался. Что произошло дальше – общеизвестно. Как говорится, чемодан, аэропорт, Лондон…. Пришлось думать, кого вместо Гесса посадить в кресло рейхсканцлера партии. Неожиданно для большинства, выбор фюрера пал именно на Бормана – серую незаметную мышку, который не терпел публичности и даже от фотографов постоянно прятался за спинами

соратников. Небольшого росточка, полноватый, непрезентабельный, круглоголовый, неразговорчивый, неуклюжий, недоверчивый.… Став рейхсканцлером, Мартин Борман совершенно не изменился: в быту, такое впечатление, стал ещё скромнее, в поведении – ещё молчаливее, подозрительнее и мрачнее. Этого никто не понимал, Бормана стали всерьёз бояться…. Только один Гитлер довольно ухмылялся в усы и был с рейхсканцлером приветлив и любезен, но – очень даже в меру, без перебора и видимой теплоты…. Борман же служил своему фюреру как старый верный дворовый пёс, ничего не требуя взамен. Рассказывают, что фанатизм рейхсканцлера иногда переходил все границы разумного: по его приказу в места, где Гитлер планировал выступать перед доверчивыми народными массами с приветственными речами, пересаживали взрослые деревья – чтобы фюреру, часом, не напекло голову…. Всё это происходило совершенно незаметно, словно само собой. Рейхсканцлер тщательно и скрупулёзно вел повседневные бумаги, готовил тезисы к программным речам, а когда его просили, то, смущаясь и краснея, давал краткие, но дельные советы. Он всегда был при деле, работая по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки, без всяких выходных и праздников…. Но однажды Мартин Борман серьёзно заболел и слёг на трое суток. «Я остался без рук! Встала вся работа! Борман, видите ли, болен, а все остальные – абсолютно бесполезны!» – публично заявил Гитлер…. Только после этого случая элита Рейха начала осознавать, кто имеет на фюрера реальное влияние. Гитлер, скорее всего, это тоже понимал, но данная ситуация его полностью устраивала.… Вот, собственно, и вся информация. Не густо…».

Прошёл час, другой. Вдруг, в приоткрытое боковое окошко автомобиля ворвался свежий запах моря, становясь с каждой минутой всё острее, острее…

Машина остановилась, невидимые «кожаные плащи», бережно подхватив Дениса под локти, повели куда-то. Высокие, выщербленные местами ступени, ведущие по крутой спирали неизменно вверх…. Сопровождавшие, наконец, остановились, вежливо усадили его на табурет, аккуратно сняли с глаз повязку и, спускаясь вниз, старательно застучали каблуками по ступеням.

Постепенно вернулось зрение – полутёмный круглый зал с высоким потолком, неаккуратный громадный камин, пылающий посередине помещения, возле камина застыла невысокая фигура в мешковатой чёрной одежде. У высокого стрельчатого окошка смутно угадывался силуэт второго человека, сидящего за большим письменным столом и что-то увлечённо отмечавшего карандашом на большом листе белого ватмана. В зале главенствовала зыбкая тишина, нарушаемая только редкими выстрелами угольков в камине и странным глухим шипением.

«Похоже, что это какой-то очень старинный маяк, расположенный на морском берегу», – решил про себя Денис.

Человек в чёрном задумчиво поворошил кованой кочергой аметистовые угли в каминной топке, после чего, аккуратно поставив кочергу на специальную подставку, обернулся…

«Ну, и нечего особенного», – хмыкнул про себя Денис. – «Круглое добродушное лицо пожилого дядюшки-бюргера из заштатной немецкой провинции. Шрам на щеке? Да, мало ли что. Может, это его норовистая лошадка лягнула, когда он ей специальным гребешком расчёсывал густую длинную гриву. Или, к примеру, злой домашний белый гусь ущипнул несчастного дядюшку за щеку – во время насильственного предпраздничного кормления грецкими орехами…».

Борман был одет в мешковатые, явно старые чёрные мятые брюки и в чёрный ношеный флотский бушлат, застёгнутый на все пуговицы. На ногах всемогущего рейхсканцлера НСДАП красовались разношенные армейские ботинки, оснащённые почему-то белыми шёлковыми шнурками.

«Смотритель маяка» подошёл ближе, остановился, не дойдя несколько шагов, вскользь улыбнулся и, протянув руку, поприветствовал:

– Здравствуйте, сеньор Рамос.

Денис, торопливо вскочив с табурета, крепко пожал руку «доброго дядюшки».