Книжный магазинчик прошлого
Шрифт:
Я бросилась к лестнице в порыве прыгнуть на него. Моя комплекция была уже достаточно крупной для таких трюков, но я не сомневалась, что даже во взрослом возрасте буду так же встречать своего дядю, до хруста в спине заваливая его своей любовью. Однако, подбежав к лестнице, я замерла, пораженная словами моей мамы:
– Какого хрена ты творишь? Сейчас три утра.
Я застыла на месте. Мама никогда не повышала голос и не ругалась.
– Мало того, что заявляешься сюда посреди ночи, так еще и сваливаешь на меня всю вину. Твою мать, и как тебе наглости хватает?
Я все так же, не шевелясь, стояла
– Ты сам так решил. – Она старалась контролировать свой голос. – Ясно? Это был твой выбор. И не надо обвинять меня.
Билли отвел взгляд, а мама продолжила кричать, что сейчас поздно, что он сволочь и нарцисс – я не поняла смысл этого слова, равно как и других оскорблений в его адрес. Когда Билли заметил меня наверху лестницы, он покраснел от стыда и застыл на месте. Мама обернулась. Она выглядела намного старше своего возраста и показалась мне невероятно бледной.
Я вглядывалась в их выразительные лица. Нет, они ругались не из-за моего дня рождения. Причина крылась в чем-то другом.
– Родная, иди спать, – сказала мама. Я не шевельнулась, и тогда она добавила: – Пожалуйста.
Я рванулась в комнату, растерянная и необъяснимо смущенная тем, что увидела. Джоани услышала, как я ложусь обратно, и повернулась ко мне.
– Который час?
– Уже за три.
– Кому понадобилось приходить в это время?
– Не знаю.
Она отвернулась, что-то пробормотав. Я же не могла заснуть. Мамины слова проносились эхом в моей голове: «И как тебе наглости хватает». «Не надо обвинять меня». «Это был твой выбор». Первые лучи солнца проскользнули сквозь шторы, оповещая о скором начале дня. Я не спала всю ночь, но так и не сумела разгадать, какой выбор сделал Билли, в чем он обвинял маму и что происходило в тот момент у входной двери.
Позже, тем же утром, папа повез меня и Джоани на завтрак с панкейками.
– А где мама? – спросила я, залезая в машину.
– Она еще спит.
Мама никогда не просыпалась позже семи, но папин тон исключал дальнейшие вопросы.
Когда мы вернулись домой, мама все еще была в атласном халате. Вьющиеся темно-рыжие волосы обрамляли ее лицо, пока она заворачивала шоколадные чипсы в тесто. Обычно мамино пение являлось главным ингредиентом любого блюда. Ее красивый, мелодичный голос словно околдовывал пирог или лазанью, отчего вишня и помидоры становились слаще. Но в этот раз на кухне стояла тишина, а мама продолжала месить тесто для печенья.
Она подняла голову, услышав наши шаги в дверном проеме. Ее глаза опухли, а лицо было невероятно бледным.
– Как позавтракали?
– Папа разрешил попробовать три вида панкейков.
– Правда? – Мама вновь вернулась к тарелке с тестом. – Какой он молодец.
Мне хотелось, чтобы она запела и отвлеклась от своего состояния. Но мама все так же молча следила за тем, как тесто глухо ударяется о тарелку, а я гадала, будет ли печенье таким же вкусным без секретного ингредиента.
В течение нескольких недель от Билли не было никаких новостей, но однажды он зашел, чтобы устроить
Учащенное дыхание его старого «БМВ» эхом пронеслось по дому. Я ждала последующего звука закрывающейся двери, ждала, что мама побежит встречать Билли, закидывая его вопросами. Куда мы собрались? Будут ли там другие дети? Там безопасно? Я не упаду с какой-нибудь скалы? Ремни безопасности? Спасательные жилеты? Казалось, ее никогда не удовлетворяли его ответы.
Прозвучал гудок машины, и мама позвала меня, не выходя из спальни:
– Билли приехал!
– А ты не хочешь с ним поздороваться? – крикнула я.
– Не сегодня.
На выходе из дома я немного замялась. Мамина спальня оставалась закрытой. Увы, это не имело значения, ведь Билли даже не позвонил в дверь. Он ждал меня в машине, не выключая двигатель.
– Это же моя любимая девочка! – воскликнул дядя Билли, когда я запрыгнула в «БМВ».
Он всегда называл меня своей любимой девочкой. Если бы я услышала такие сопли от родителей, я бы умерла со стыда. Но с Билли я чувствовала себя маленьким ребенком, которым все еще хотела оставаться, пусть знала, что в двенадцать лет это уже не круто. Мы выехали на дорогу, и мой дом скрылся за горизонтом. Я все думала: наблюдала ли мама из окна за нашим отъездом?
– Ну и сюрприз я тебе подготовил! – Лицо Билли озарила знакомая мне широкая улыбка. Я вглядывалась в его глаза, улыбку, мимику, пытаясь найти общие черты с мамой. Дядя казался таким счастливым, словно витал в облаках.
– Сюрприз?
Я бы ни за что в жизни не призналась в этом Джоани, но получать сюрпризы от дяди Билли было куда веселее, чем воровать помады в аптеках, и намного азартнее, чем нестись на высокой скорости по шоссе с Джоани и ее старшими сестрами.
– Ну-ка посмотри, что там в бардачке.
Я сразу же заметила черный конверт, притаившийся на пакете с документами. Судя по размеру, в нем вполне могли оказаться билеты в тематический парк «Юниверсал Студиос» или на концерт в «Голливуд-боул», но Билли никогда не дарил ничего напрямую. Так ведь неинтересно. Мне предстояло найти все улики, чтобы заслужить подарок.
Я открыла конверт и прочитала вслух загадку: «Мой флаг красного, белого и синего цвета, но я не твоя родина. Возможно, ты решишь, что это lozh, – я не знала, как произносится это слово, – но моя ближайшая к Америке точка находится всего в четырех километрах от американской земли».
– Франция? – предположила я. Билли посмотрел на меня с сомнением. – Канада?
– В канадском флаге только красный и белый. Но уже теплее, точнее, холодно, очень холодно.
– Россия? – спросила я неуверенно.
– Verno! – ответил он с русским акцентом.
– Мы едем в Россию? Там землетрясение? – Я представила, как мы с Билли в шапках-ушанках пробираемся сквозь снег, чтобы оценить повреждения в городке из далекой русской глубинки.
– Твоя мама бы голову мне за такое свернула, – усмехнулся он.