Книжный шкаф Кирилла Кобрина
Шрифт:
Омри Ровен. Серебряный век как умысел и вымысел. М.: ОГИ, 2000. 152 с.
Для всяческих колкостей-резкостей всегда находишь больше слов, интонаций, риторических ухищрений. Ругань темпераментна, ирония – изящна. Хвалить сложно, так как неизменно впадаешь в банальности и общие места. Пусть так. Книга Омри Ронена – лучшая иллюстрация довольно избитых сравнений истинной филологии с детективом и с исследованиями медиевиста (из таковых сравнений вырос даже целый роман под названием «Имя розы», поминать который, кажется, тоже уже стало дурным тоном). Элегантность ее сюжета, благородная точность избранного предмета, кропотливость и безукоризненная окончательность фактологии – все это делает «Серебряный век как умысел и вымысел» одной из лучших книг именно русской словесности («словесности», понимаемой в широком смысле) сегодня.
Метод, избранный автором, прост и прозрачен. «Критика понятия» «серебряный век» подразумевает
Книга Омри Ронена превосходно переведена [4] и издана. Обращу внимание на две вещи: на элегантный перевод изначального английского заглавия «The Fallacy of the Silver Age in Twentieth-Centuiy Russian Literature» [5] и на оформление обложки фотографиями двух значимых для содержания серебряных монет: юбилейного года династии Романовых и года смерти Владимира Ульянова. «Вымысел» «серебряного века» надежно помещен в хронологические рамки – между бородатыми царями и мышцатыми молотобойцами на серебряных рублях.
4
Им самим.
5
На форзаце досадная опечатка: «Literatury».
Честно говоря, я давно не испытывал такого наслаждения от чтения книги [6] .
Цинтия X. Виттекер. Граф Сергей Семенович Уваров и его время / Пер. с англ. Н. П. Лужецкой. СПб.: Академический проект, 1999. 350 с. (Сер. «Современная западная русистика». Т. 22)
Черные переплеты этой серии заставляют благоговеть. Золотое тиснение побуждает к трепету. «Современная западная русистика»; под ней – ставший уже знаменитым гондольер «Академического проекта»: лодка его будто направляется к солнцу истинных знаний, строгой научности, бестрепетного профессионализма. На обложке читаем: «Цинтия X. Виттекер. Граф Сергей Семенович Уваров и его время». Название книги глядит эдаким масонским глазом в обрамлении сияющего треугольника, каждая из сторон которого есть одна из частей заветной формулы: «православие, самодержавие, народность».
6
Мягко говоря, странное «Предисловие редактора английского издания» не в счет.
Вообще же, прекрасно, когда о твоей культуре пишет кто-то, к этой культуре не принадлежащий. Кто-то любящий чужую (твою) культуру как свою, а то и больше. Книга Цинтии X. Виттекер открывается следующим посвящением: «Моим русским друзьям и коллегам – теперешним носителям и хранителям той культуры, изучению прошлого которой отдана моя жизнь». Книга действительно полна любви: не только к русской культуре, но и к герою – графу Сергею Семеновичу Уварову. Я бы ее издал в другой серии: «ЖЗЛ». Нет, действительно: если уж пересматривать политические (и культурные) репутации деятелей (и делателей) истории нашего переменчивого Отечества, то только так. Радикально. «И если Жуковский, Батюшков и их „наследник“ Пушкин представляли „дух Арзамаса“ в литературе, то Уваров олицетворял его в политике» (с. 44). В этой книге царит устойчивый информативный дух обстоятельных биографий XIX века: «Он (Уваров. – К. К.) по-прежнему страдал от ревматизма, геморроя, последствий перенесенного удара, которые истощали его силы. К тому же его беспокоили глаза. Доктора англичане и французы прописали таблетки с железом, бессолевую диету, портвейн [7] и умеренную верховую езду…» (с. 273).
7
Держу пари на десяток гиней, что портвейн прописал Уварову именно англичанин доктор
Русская культура, как это часто бывает, ответила на любовь черной (под цвет обложки этой книги) неблагодарностью. Многочисленные обремененные степенями и заслуженной славой специалисты, составляющие редакционную коллегию серии «Современная западная русистика», «высокопрофессиональный научный редактор» из Пушкинского Дома, переводчик – никто из них не удосужился предостеречь автора от невозможных ляпов, вроде: «Арзамас, унылый городишко, располагался в родовых владениях Уварова» (с. 41) или «дополнение к только что опубликованной работе немецких классиков Г. Германна и Ф. Крейцера, содержавшей переписку Гомера с Гесиодом» (с. 39). Самое странное: никто из вышеперечисленных лиц не обратил внимания
Антон Платов. В поисках святого Грааля. Король Артур и мистерии древних кельтов. М., 1999. 160 с.
В продолжение темы. Всяческие кельтские сказки и друидические древности у нас, в России, любят столь же благоговейно, как еще недавно любили русскую словесность и культуру иностранные слависты. Политический контекст этой любви вполне понятен во втором случае: многие буржуазные изыскания в Мандельштаме или Достоевском были освещены ровным ледяным пламенем холодной войны. Пора внести ясность и во всенародную русскую любовь к кельтам.
По большей части, эта любовь питает всевозможные пре– и протофашистские идеологические построения. Отчаявшись извлечь из местной мифологии сколь-нибудь сильную, концентрированную эссенцию – пропитать ею черные мундиры будущих борцов за Порядок, – принялись за более развитую кельтскую; к германской после Альфреда Розенберга подходить еще страшновато. Не тот полет.
Я бы эту книгу цитировал и цитировал. Одно «Слово к читателю» чего стоит: «Люди добрые, други честные, здравы будьте – вы и сородичи ваши! Новой книгой Антона Платова, чье имя вряд ли нуждается в представлении читателю, серьезно интересующемуся индо-европейской Сакральной Традицией, Русско-Славянская Родноверческая Община „Родолюбие“ открывает новую серию изданий, объединенных одной темой: Сакральные Традиции Севера». И далее в том же квасно-бражном духе: «… непосредственное расселение ариев по Земному шару началось примерно [8] с территории нынешней России, что именно наша Родная Земля является древней Арийской прародиной, а образы Гиперборейских (Северных) Богов возникли под влиянием образов наших Родных Богов». Сие писано, други честные, «редактором серии И. Черкасовым (Велеславом)».
8
Как хорошо это «примерно»! Россия невелика есть – можно и ошибиться…
Сам А. Платов вещает менее витиевато, но не менее безответственно. Я бы назвал метод его книги (его книг) «бульварным структурализмом». Как и достопочтенные мэтры структурализма, он манипулирует разнообразными феноменами различных культур (от ирландской до японской), некритически почерпнутыми из преимущественно переводных исследований и публикаций. Аналогична и практика необъяснимых сближений, сомнительных аналогий, беспочвенных моделирований. Только, в отличие от Леви-Стросса или Вяч. Вс. Иванова, Платов (и ему подобные) работают не в гордом жанре «высокая наука», а в низких жанрах, предназначенных для читателей газеты «Чудеса и приключения». Побольше сенсаций – вот их принцип; заморочив простаку-обывателю голову разными «арканами», «Граалями» и «мандалами», бульварные структуралисты охмуряют его бреднями о том, что он – Иван Иванович Пупкин – есть потомок древнего арии и потому он должен плясать с ними в белом балахоне вокруг костра где-нибудь на окском пляже, а затем и приобщиться к главному символу всех ариев, дзэн-буддистов и ацтеков, вышедших (примерно) из России, – к могучей свастике, этому чистому солярному символу (ударение на предпоследний слог).
Давать фактологическую критику сочинения Платова – невыносимо.
Наталья Романова. Публичные песни. СПб., 1999. 48 с.
Эстетство бывает разное, худший его вариант – вовсе не капризные стишки под Кузмина и не картавые рулады Лени Федорова из группы «Аукцыон». Хуже всего – неожиданный блатной прищур книжного червя, умение ловко ввернуть урканскую присказку промеж разных дискурсов и коннотаций, знаменитый бас, воодушевленно распевающий «Мурку» в два голоса с авангардным режиссером. Мол, знай наших, без меня народ неполный. Рецензируемая книга есть продукт именно такого рода эстетизма, к тому же имеющего и местный – питерский – колорит. Некоторая бомжеватость первоапостольной, проявленная в изумительных романах Вагинова, в добротной и остроумной довлатовской прозе, во вполне посредственных стихах Олега Григорьева и, наконец, в омерзительной пошлости всевозможного митьковства, в сочинениях Натальи Романовой доходит до предела. «Публичные песни» – неуклюжая попытка филолога сконструировать эпос пролетарских окраин, так сказать, быдловскую «Калевалу».
Как стихи «Публичные песни» безусловно слабы. Не знаю, может быть, их нужно петь? И в этом случае автор несколько опоздал: «старый Питер» уже спел голосом Майка Науменко и Федора Чистякова.
Огорчительно было встретить забредшего в это гетто Николая Олейникова: «Все иначе с Василием: я жила у него, / три недели любила я в разных позах его».
Седьмая книжная полка
Теофиль Готье. Путешествие на Восток / Пер. с франц. И. Кузнецовой и М. Зониной. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2000. 344 с.