Кнопка
Шрифт:
— Не обойтись без магов, — простонал кто-то. — Только они могут закрыть дыру между мирами. Что толку бороться? Одного убили, двое появилось. Бежать надо.
— Бегите, — сказал седой стражник. — Бегите, пока есть возможность. Мы остаемся здесь. Кто-то же должен не пустить эту дрянь дальше.
— Куда бежать? В Быстрицу? Далеко…
— Подальше отсюда, — сказал стражник. — Подальше, пока мы не справимся со всей этой нечистью.
Я вернулась на свой этаж с тяжелым сердцем. Как воспримут люди новость об эвакуации?
—
— А аптекари?
— Аптекарей это тоже касается. Только очень просили мужчин, по возможности, остаться здесь и защищать город.
— А маги? — слабо спросил кто-то из раненых.
— Академия молчит. Их двери заперты. Маги не будут нам помогать.
Люди потрясенно замолчали. Бежать из города во время Прорыва — это был нонсенс. Одно дело — глухие деревни, жителям которых приходилось спасаться бегством до прибытия магов. Но город, в котором есть Академия, которая моментально реагировала даже не на сам Прорыв — на его возможность. Как только грань миров начинала расходиться, возле этого места уже стояли маги, которые не давали чудищам прорваться. За последние двести лет ни один город не подвергался такому разрушению.
— Почему маги не участвуют? Может быть, с ними что-то случилось? Может быть, они уже на месте Прорыва, а вы об этом ничего не знаете? Может быть… — посыпались на меня вопросы и предположения. Люди не могли принять этого факта — маги не помогали во время Прорыва.
— Я больше ничего не знаю! — попробовала я перекричать гул голосов. — Готовьтесь к эвакуации.
— Как же наши вещи? — передо мной стояла женщина, опиравшаяся на костыль.
— Решайте, что вам важнее — ваши вещи или ваша жизнь, — пожала я плечами.
— Ты остаешься? — рядом стоял Николай и тряс кистями, чтобы они отдохнули.
— Да, — кивнула я. — Я остаюсь. Я буду спасать жителей города до тех пор, пока у меня есть силы.
— Боюсь, из наших многие уедут, — сказал Николай. — Для них Прорыв — слишком большое испытание. Они надеялись никогда с ним не встретиться в реальной жизни, а слова клятвы аптекарей для них — пустое.
— А для тебя?
Он пожал плечами:
— Для меня любая клятва священна. Как я могу уехать отсюда? Жукачар на всех не хватит, столько людей останется.
— Будем их размещать в колледже, здесь у них есть хоть какой-то шанс.
Николай методично разминал каждый палец на руке.
— У меня жена вот-вот родить должна, — сказал он. — Я ее на четвертый этаж отправил. В такое интересное время наш ребенок родится, подумать только. Надо будет ему какое-то
— Ты бы лучше с женой побыл, — осторожно сказала я, приваливаясь к стене.
— Нет, я нужен здесь, жена все понимает, — улыбнулся Николай. — Просто хотелось с тобой радостью поделиться. А то у тебя лицо такое измученное. Таша, что бы не случилось, жизнь продолжается.
После этих слов я действительно воспрянула духом и бодрым шагом направилась к своему посту. Возле лестницы сидел Тарас, опершись спиной об стол. Выглядел он ужасно — серое от боли лицо, запекшиеся губы, руки, дрожащие от перенапряжения. Я ахнула. За последние часы я совершенно забыла о Тарасе, он помогал транспортировать раненых, ни разу не пожаловавшись на боль или усталость.
— Дай мне что-то выпить от боли, пожалуйста, — прошептал он, когда я опустилась перед ним на колени.
— Что же ты раньше мне ничего не сказал! — укоризненно сказала я, разыскивая в сумке припасенные для него микстуры.
— Есть люди, которым ты нужна была больше, чем мне, — сказал Тарас, явно гордясь собой.
— Тарас, Тарас! Зачем ты так? Теперь тебе придется долго лечиться!
Кузнец пожал плечами.
— Я хотел, чтобы ты оценила мою помощь, — упрямо сказал он. — А ты, кажется, совсем этого не заметила.
— Нет, что ты, конечно заметила! — смутилась я, помогла Тарасу подняться и отправила его отлеживаться.
Эвакуация была ужасной. Сначала люди, столпившиеся во дворе колледжа, подчинялись распоряжениям стражников, распределявшим по насекомым раненых и сопровождающих их аптекарей. Но потом горожане сообразили — или крикнул какой-то паникер, — что жукачар на всех не хватит. Что началось! Давка, вопли, крики, стоны. Стражники срывали голоса и без толку размахивали руками.
Я не могла больше смотреть на это безумие и отвернулась от окна.
— Вы бы видели, что в городе творится, — грустно сказал мне молодой стражник, кривящийся от боли. Он лежал на столе возле окна, и над ним трудились двое моих сокурсников. — там уже давно народ бежит, куда может. За жукачар настоящие бои. Купцы пытаются спасти свое имущество, насекомых останавливают беженцы, вещи бросают на землю… Меня в такой драке и помяли, когда я пытался помочь.
Я решила не спрашивать, кому помогал молодой стражник — купцу или людям, считающим, что их жизни важнее, чем вещи. Я просто погладила парня по щеке и сказала:
— Вы молодец.
— Да, наверное, — сказал он, и добавил со всхлипом, как маленький мальчик: — Если бы еще не было так больно…
— Боль скоро пройдет, — успокаивающе сказала я. — нужно только расслабиться и немного подождать.
Но я знала, что молодому стражнику придется мучиться от боли еще долго — запасы обезболивающих быстро заканчивались и теперь их в достаточном количестве выдавали только тем, кто рисковал умереть от болевого шока.