Кнут и пламя

Красовская Марианна

Теперь, утром, на бедрах не осталось ни следа от кнута, а от кровопотека на плече была лишь неясная тень.

Солнечный луч, а вслед за ним и пальцы мужчины скользнули по щеке, нежным губам и сомкнутым векам, и Виктория чуть поморщилась, просыпаясь, но не открывая глаз. В этом путешествии степняк всегда поднимался на рассвете, а она любила поспать подольше, едва ли не до обеда, зато по ночам в ней просыпалась коварная соблазнительница или сумасшедшая хищница, которой нужно было гулять по ночному городу, кататься на извозчике или танцевать в ресторане. Аяз не возражал. Ему нравилось видеть жену такой беззаботно счастливой. Он знал, что пройдет немного времени, и они вернутся в Степь, в

их небольшой дом, где она снова станет женой и матерью. Пока же она была его любовницей, шальной и немного безумной. Много раз он вовсе спал ночью лишь пару часов, впрочем, зная, что сможет выспаться днем, а Вики будет тихонько сидеть в кресле с книгой, боясь его потревожить.

Аяз любил утро, любил будить жену поцелуями или ласками, но сегодня он безобразно проспал рассвет - едва ли не впервые в жизни, только это совсем его не расстроило. Виктория приоткрыла один глаз, глядя на мужа сквозь спутанные волосы.

– Как ты себя чувствуешь?
– спросил ее Аяз.

Она открыла второй глаз, попыталась приподняться, побледнела и упала обратно на подушки.

– Мне плохо, - простонала она.
– Кто-то засунул мне в голову утюг!

Степняк с недоумением моргнул - жена сейчас поставила его в тупик.

– Мне нужен тазик, - придушенно прошептала она.
– Спаси меня, Аяз!

Он мгновенно всё понял и, стараясь не смеяться, сел на кровать, перетянул ее голову себе на колени и принялся разминать жене виски и затылок. У его супруги было банальное похмелье. Он умел такое лечить, хотя и не часто практиковал. В самом деле, люди на этот недуг лекаря не вызывали, а степняк скорее умрет, чем признается, что у него что-то болит. Пару раз ему приходилось облегчать состояние тестя, который был не дурак выпить, и несколько раз ставить на ноги отца. Теперь он забирал, буквально наматывал на пальцы боль Виктории, не особо задумываясь над своими действиями, а лишь наслаждаясь прикосновением к волосам.

– Спасибо, - прошептала Виктория, поворачивая голову и целуя его ладонь.
– Ты самый лучший муж на свете.

– Ты уверена?
– он с удовольствием смотрел, как она заливается краской.
– Кстати, Вики... ты занавески сожгла.

Если бы можно было сгореть от смущения, девушка бы непременно так и сделала, но сейчас все, что она могла - только закрыть пылающее лицо руками.

Аяз поднялся, чтобы разыскать штаны, и тут же споткнулся о лежащий на полу кнут. Надо же, ночью он вспомнил, что следует подлечить жену, а про свое оружие даже не подумал. Хмыкнув, он свернул кнут в кольцо и убрал его в саквояж, не замечая, что жена наблюдает за ним сквозь пальцы.

Пуговицы на его любимых узких штанах были вырваны с мясом. Он скомкал их и засунул в шкаф. Потом мать починит... если, конечно, он придумает, как объяснить подобные повреждения. Он достал свежие штаны, накинул рубашку и сел на кровать рядом с неподвижной женой. Всё понятно - ей опять нужна поддержка и уверения, что он вовсе не разлюбил ее от того, что она повела себя не как леди. Этого он так и не смог в ней понять - ему-то образец добродетели зачем? Ему, выросшему в дикой Степи, среди собак, овец и лошадей, умеющему не мыться несколько дней, есть без всяких столовых приборов то, что сам же поймал, и совершенно не обученному манерам. Он вилку-то впервые увидел во Франкии!

– Вики, - ласково позвал он жену.
– Я тебя очень люблю.

– Правда?
– она опустила руки и жалобно на него посмотрела.

Она всё ещё была обнаженной, и он не смог отказать себе в удовольствии скользнуть костяшками пальцев по ее ключицам и груди, а потом попытаться поцеловать. Виктория увернулась, отталкивая его.

– Ну ты что? Я же даже не умывалась! Я воняю...

–

Мне всё равно, - ответил Аяз и нисколько не соврал.
– Но если тебе важно - вставай, я пока налью тебе ванну.

– Аяз...
– пробормотала девушка, пользуясь тем, что он ушел в уборную и не видит ее алых щек.
– То, что вчера было... прости, я, кажется, перепила.

– Тебе не понравилось?

– Понравилось, - Виктория нервно сжала руки.

– Мне тоже понравилось. Хочешь повторить?

– Не знаю...

– Захочешь - скажешь.

Он внезапно появился из дверей уборной, подхватил ее на руки и отнес прямо в ванну.

– Вики, ты моя жена. Я тебя выбрал, я тебя украл в конце концов. Всё, что я делаю с тобой - мне очень нравится. И я тебе правду сказал - я этого тоже хотел. К тому же я степняк, а мы те еще извращенцы, ты разве не знала? Я бы еще многое с тобой сделал... только боюсь, что ты испугаешься.

– Аяз... А я оборотень. Я наполовину животное. Я не боюсь ничего, что ты можешь сделать. Я хочу всяких извращений, я хочу попробовать с тобой всё, что можно.

Мужчина ухмыльнулся и, нажав на голову жены, слегка ее притопил.

– Прекрати меня провоцировать, пока я не стал извращаться прямо сейчас, - строго сказал он.
– И давай уже побыстрее, я голоден.

Отплевываясь, Виктория гневно на него поглядела, а потом, ухватив за длинные черные волосы, которые он так и не удосужился завязать хотя бы в хвост, резко потянула на себя. От неожиданности Аяз попытался оттолкнуться руками от бортиков ванны, но его ладони соскользнули, и он нырнул к ней в воду до пояса, только и успев закрыть рот.

– Твою мать, Вики, - завопил он, распрямляясь и встряхиваясь.
– Ты что творишь? Это были последние чистые штаны! Как я в мокрых пойду?

– И что теперь?
– жена невинно поглядела на него своими прелестными голубыми глазами.
– Выпорешь меня?

Аяз только засмеялся и отступил подальше. Он бы с удовольствием понаблюдал, как она моется, но надо было найти прислужницу, которая владеет магией воздуха и сможет высушить ему штаны, а еще попросить сменить бельё и занавески.

Эпизод 5. Урод

– Ах ты собака степная! – орала Виктория по-галлийски, прекрасно зная, что муж понимает ругательства. – Козел безбородый! Барана кусок!

– Кричи-кричи, – мирно отвечал Аяз, щекоча супругу большим гусиным пером. – Здесь тебя никто не услышит.

Девушка, изогнувшись, попыталась его пнуть, но он ловко поймал обнаженную ногу и нестерпимо медленно и нежно принялся целовать и покусывать свод стопы. Он знал, что Виктория предпочитает, когда он более груб, порой даже агрессивен. Аяз вырос в Степи, где любить свою женщину считалось слабостью, и ничего не имел против стремительного и жесткого секса, но иногда на него нападало лирическое настроение. Сегодня он радовался, что они купили кровать – прочную дубовую кровать с изголовьем, сколоченным из перекладин. Виктории больше нравились резные изголовья – со всякими завитками и цветочками, но Аяз твердо стоял на своем. Уже тогда, несколько месяцев назад, он отчетливо представлял, что когда-нибудь он привяжет ее руки к этим рейкам, а затем будет очень-очень нежен с ней.