Князь Арнаут
Шрифт:
Стрела ударила в голову князя, но, отскочив от шлема, не принесла всаднику никакого вреда, а вот турок, выпустивший её, поплатился за свою смелость. Копьё Раймунда так ударило лучника в прикрытую круглым щитом спину, что сарацин, подлетев над лошадью, замертво упал на землю. В следующую секунду оно нашло себе ещё одну жертву, потом ещё. Третий удар оказался последний, дерево не выдержало, копьё с треском переломилось пополам, оставив остриё в теле правоверного мусульманина. Раймунд бросил ставшее бесполезным оружие и, выхватив меч, принялся рубить подворачивавшихся под руку язычников.
Турки не бойцы в рукопашной схватке, они прекрасные
Жеребцы, скаля зубастые пасти, сминали маленьких лошадок, кусали и били всех, кто попадался на пути, специальными стальными шипами, прикреплёнными к копытам спереди. Длинные рыцарские мечи, не зная устали, отсекали головы, руки, разрубали крупы и морды лошадей, разваливали всадников «на полы». Те из сарацин, в ком не оказалось должной ловкости и проворства, дорого заплатили за стычку с озверевшими от крови франками и их не менее безумными конями.
Всё было как в старые времена, воины ислама не выдержали и побежали, поворачиваясь на скаку и не глядя пуская в преследователей стрелы, не приносившие христианам уже почти никакого вреда. Франки, издавая победные вопли, трубя в рожки и размахивая окровавленными мечами, устремились вперёд. Теперь рыцари скакали вниз по склону, и туркам не всегда удавалось уходить от погони, враги настигали их. Некоторые из сарацин бросались врассыпную, надеясь найти спасение на флангах, но там многие из них попадали под град стрел ассасинов. Однако основной массе кочевников всё же удалось уйти от преследователей, когда те вновь оказалась перед необходимостью взбираться на пригорок на уже довольно утомлённых конях.
И вот из перекрестия смотровой щели шлема князя исчез последний турок. Склон, ложившийся под копыта коня Раймунда, оказался хотя и более пологим, чем первый, но гораздо более длинным. До вершины оставалось ещё не менее полумили, когда князь почувствовал, что жеребец всё больше и больше устаёт. Причиной тому был ветер, который усилился настолько, что, с лёгкостью взметая в воздух тучи песка и пыли, бросал их в лицо рыцарям. Точно сама стихия не хотела, чтобы они, догнав, сокрушили неприятеля и добились не только спасения, но и победы, означавшей для массы пеших единственный шанс уцелеть.
Те из них, кто оказался попроворнее и поудачливее, ловили разбегавшихся коней, как своих, так и сарацинских, и присоединялись к «голове тарана». Впрочем, ядро войска Раймунда и Али ибн Вафы давно перестало напоминать единое целое, некое подобие кулака, «пальцы» его разжались, франки скакали, рассыпавшись по широкому склону. Не успел князь подумать о том, какую же пакость приготовили ему воины Нур ед-Дина, в окружении нескольких сотен отборных солдат ускакавшего далеко в сторону и скрывавшегося в рощице, как произошло нечто непонятное. Вершина склона, до которой оставалось всего каких-то сто-сто двадцать туазов, внезапно исчезла, превратившись в чёрную стену, соединившую собой свинцово-чёрное небо и коричнево-чёрную землю.
Но самое страшное заключалось в том, что стена эта не стояла на месте, она двигалась, с каждой секундой приближаясь к скачущим рыцарям.
Многие из них в отчаянии принялись натягивать поводья коней.
— Божья кара!!! — стыл в глотках, скрипел вместе с песком на зубах крик. — Божья кара!!! Бич Господень!!!
«За грехи наши! — Иглами вонзаясь в сердца, пульсируя жилками на висках, звучало в умах сотен и тысяч охваченных ужасом
«Аллах, будь милостив! — взывали к своему Богу ассасины. — За что ты прогневался на нас?!»
Ответ и тем и другим был один:
«За то, что ликуетесь с безбожниками и нечестивцами! За то, что погрязли в грехах и пороках! За то и сами стали грязнее грязи, за то в грязи и подохните!»
Стена клубившейся грязи и поднятых ураганом камней обрушилась на франков и их союзников.
— Скорее, мессир, скорее! — кричал кто-то из дальнего далека, так что крик делался больше похожим на шёпот. — Скорее, пока язычники не окружили нас!
Раймунду вдруг показалось, что голос, долетавший до него неизвестно откуда, на самом деле не существует, а эти страстные слова сами рождаются у него в мозгу, словно он провалился на сорок лет назад в прошлое, когда мальчишкой служил, как и полагалось всякому будущему воину [56] , пажом у одного знатного рыцаря, своего родственника.
Паж... дитя... слуга дяди в далёкой, затерявшейся где-то во времени и пространстве Аквитании. Да, именно так и случилось, князь вдруг неведомым образом, не иначе как в результате колдовства, стал маленьким, перенёсся в прошлое, в самое начало столетия, оказавшись в родных местах, там, куда так хотел попасть всё последнее время.
56
Прежде чем самому сделаться достойным права опоясаться мечом и принести омаж, даже графское дитя, даже сын герцога обязан пройти воинскую науку с самых азов. То есть, как сказали бы мы теперь, начать с начала, с чистки коня, ухода за сбруей и содержания в порядке вооружения взрослого рыцаря. И не важно даже, если тому потом придётся сделаться вассалом того, кто служит ему сегодня (всякое бывало). Пока не принесён омаж, мальчик, так называемый дамуазо', ещё не человек, не мужчина, никто. Слово «homagium», «hommage», собственно, и происходит от «homo», «homme» — человек.
«Скорее, мессир, скорее! — Эти слова произносит он сам, торопя рыцаря, которому служит. — Скорее, мессир, скорее!.. Но... при чём тут язычники? Откуда они во Франции?»
Может быть, речь идёт о ленивых крестьянах, которым надо втолковать что к чему с помощью хорошей трёпки, чтобы впредь знали, каково бездельничать да не радеть в вере Христовой? Поначалу Раймунда не смущало то обстоятельство, что, оказавшись в прошлом, он утратил возможность видеть, что происходило вокруг. Ведь что-то же происходило? Но услышав в очередной раз: «Скорее, мессир, скорее!», задумался: «Где я? Что со мной?»
С уверенностью князь мог сказать лишь одно: он сидел на коне, которого кто-то держал за повод. Тот, кто делал это, очень торопился поскорее уйти куда-то, о чём свидетельствовала поспешность, с которой они двигались.
— Что происходит? — громко спросил Раймунд и, поскольку ответа не получил, попытал счастья вторично: — Что происходит, чёрт меня дери?! — закричал он. — Что за дьявольщина?!
— Мессир! Ваше сиятельство! — воскликнул приглушённым голосом тот, кто вёл коня. — Всё потеряно, государь! Господь отвернулся от нас! Всё погибло!