Князь Барятинский. Ближний Круг
Шрифт:
А я мысленно повторил произнесенное ею слово.
Семья.
Это было… странно.
Своих родителей я не знал. Вырос в приюте, как многие мои ровесники, зачатые и рождённые по федеральной демографической программе. По достижении четырнадцати лет я должен был встать к производственному конвейеру или отправиться на сельскохозяйственные работы. Если бы мне повезло, к тридцати годам сумел бы накопить денег на первый взнос по ипотеке. Возможно, даже жениться… Но я никогда не ждал милостей от судьбы.
Я бежал из приюта, когда мне было десять. Год спустя присоединился к подпольщикам. В пятнадцать лет,
– Что ж, рад познакомиться, – медленно произнес я. – Даже не знаю, как правильно по этикету в такой ситуации – представиться самому, или подождать, пока представитесь вы?
– Тебя зовут Костя, – с нажимом сказал старик. Несмотря на годы – крепкий, осанистый, с идеально прямой спиной. – Чем скорее ты привыкнешь к новому имени и забудешь старое, тем лучше.
– Я не намерен забывать старое имя, – отрезал я, завязывая штаны. – То, что я оказался здесь, не означает, что готов забыть своё прошлое.
Старик и женщина переглянулись. Кажется, я что-то сказал не так.
– На сей раз я оставлю твою дерзость без ответа, – медленно и веско проговорил старик. – Ты не знаешь, с кем разговариваешь, и не знаком с нашим семейным укладом. Но прошу запомнить: это – в первый и последний раз.
Это что – угроза? И… чем же ты мне грозишь, позволь поинтересоваться? Смертью? Домашним арестом? Или отберёшь пижаму?
Пока что я смолчал, но это – усмехнулся про себя, – в первый и последний раз. Посмотрим, что там дальше.
– Мое имя – Григорий Михайлович Барятинский. Князь Григорий Михайлович Барятинский, – уточнил старик. – Наш род – один из самых древних и уважаемых магических родов Российской Империи… Да-да, ты не ослышался. В нашем мире есть магия. – То, что в их мире существует Российская Империя (в моем растерзанная Концернами в клочья больше сотни лет назад), видимо, подразумевалось само собой. – Маги нашего рода всегда были сильны. На протяжении веков мы были надеждой и опорой Государя и Отечества. Служили ему верой и правдой. Твоя матушка скончалась, когда ты был маленьким. Тебя воспитывали мы. Твой отец, мой единственный сын – Александр Григорьевич Барятинский. Твоя двоюродная тетушка, дочь моего покойного брата, Нина Романовна Барятинская, – Григорий Михайлович повел рукой в сторону девушки, та тепло улыбнулась.
Лет тридцать. Красивая. Нежное лицо, большие голубые глаза, светлые волосы, уложенные в высокую прическу. Она была одета в длинное платье с кружевным воротником, подчеркивающее тонкую талию и высокую грудь.
– Счастлив познакомиться, уважаемая Нина Романовна, – сказал я, натянув через голову пижамную рубаху, и встал. – Прошу простить, что впервые явился пред ваши очи в столь неподобающем виде.
– Право, это так странно, – пробормотала она, приблизившись.
Подала мне руку. Я коснулся её губами. На щеках тетушки появился румянец.
– Ты… удивительно повзрослел. – Она отвела глаза.
Забавно. Как по мне – так я помолодел… Впрочем, всё относительно.
– Полгода назад, – продолжил Григорий Михайлович, – твой отец погиб на дуэли. Ты – его единственный сын. После смерти твоей матушки Александр так и не женился. Таким образом, других наследников мужского пола,
– Дядюшка! – Нина побледнела, схватила его за руку. – Мальчик и так переутомился. Быть может, продолжим позже?
– Я прекрасно себя чувствую, уверяю вас. – Я демонстративно покрутил головой. Посмотрел на Григория Михайловича. – Итак, я сломал себе шею. И что же было дальше?
Заметил, что в глазах старика мелькнуло уважение.
– Наши родовые целители сделали всё, что могли, – жёстко сказал он. – Они срастили твои шейные позвонки. Восстановили кости – но не мозг. Не разум! Время, увы, было утеряно. И продолжить своё существование ты смог бы лишь безвольным растением, без желаний и чувств, до конца своих дней оставаясь прикованным к постели. Я не мог позволить нашему роду столь бесславно прерваться. Я… В общем, у меня есть нужные связи. – Григорий Михайлович посмотрел на племянницу. – Хотя Нина была категорически против этого ритуала. Скажем прямо, не вполне законного.
Нина всплеснула руками:
– Незаконность – последнее, что меня беспокоило, дядюшка! Я опасалась за исход. Ты говорил, что это очень рискованно. Что вероятность удачи ничтожно мала!
– Я обязан был предупредить о риске и возможных последствиях.
– А в итоге сделал так, как решил, – упрекнула Нина. – Невзирая на то, что я была против.
– Да, – кивнул старик. – Я принял это тяжёлое решение сам. Если бы ты не вынес призыва и умер, – теперь он снова обращался ко мне, – это была бы целиком и полностью моя вина.
– Но я вынес, – подвёл итог я. Продолжая изучать комнату, подошёл к небольшому столику, на котором обнаружился… флакончик с духами. – Не умер. Точнее, умер – но не здесь. Здесь я жив и здоров. Мой разум – при мне, а тело принадлежит шестнадцатилетнему оболтусу, не нашедшему для себя других развлечений, кроме прыжков вниз головой с моста. Всё ли я верно понял?
Я покрутил флакончик, недоумевая. Отвернул его от себя, нажал, принюхался – точно, духи. Не такой уж нежный аромат, так что, наверное, не женские. И всё же – духи…
– Да. Всё так, – подтвердил Григорий Михайлович.
– А могу узнать, почему я? Вы назвали это призывом. Отчего призвали именно меня?
Рядом со столиком я увидел корзину, в которой лежали несколько скомканных бумажных листов. Бросил духи туда же и потерял к ним интерес. Начал перебирать бумаги, лежащие на письменном столе.
– Потому что твой мир – это загубленный наш, – сказал старик. – Один из возможных вариантов развития нашего. Во Вселенной существует немало миров. – Он повёл рукой, и красивое панно, висящее на стене, превратилось в экран. Я отвлёкся от исчерканных каракулями бумаг и всмотрелся в демонстрацию.