Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты
Шрифт:
Лагерь состоял из множества палаток и строений, разбросанных частью во дворе мызы, частью на прилегающей к ней поляне. Вокруг всего лагеря и мызы был возведен вал из бревен и земли, с двумя воротами и несколькими отверстиями для пушек. Гавриил без труда прошел в ворота, так как стражи были пьяны и не потребовали у незнакомого крестьянина ничего, кроме нескольких монет на пиво, которые Гавриил им и дал. В лагере шел пир горой; несколько дней назад изголодавшиеся мызные наемники совершили набег на Пыльтсамаа — резиденцию «короля Ливонии» Магнуса в то время, когда самого «короля» там не было, и, дочиста разграбив богатый поселок, возвратились с большой добычей. Таков был обычный образ жизни мызных отрядов.
Удивительная страна эта Эстония! Восемнадцать лет длилась страшная война, столько разных войск, грабя и истребляя все на своем пути, прошло через нее, кто только не сражался здесь друг против друга, и все же эта несчастная земля еще в состоянии была кормить остатки своего населения и тысячи врагов!
В этот день в лагере у торговцев пивом и разной снедью дела шли блестяще. Вокруг них теснились толпы мызных людей, болтали, пели и пьянствовали. Гавриил сам был воином и привык к войне, но вид этой шайки пьяных разбойников, кутивших за счет крови и слез его родины, наполнил его сердце гневом и отвращением. Он уже собрался было повернуть обратно и пойти своей дорогой, как вдруг почувствовал, что чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо. Быстро обернувшись, он увидел перед собой широколицего воина, подносившего ему полную кружку пива.
— На, выпей, приятель! Ты славный малый и радуешь мое сердце. Видел я, как ты в лесу заставил плясать четырех юнкеров!
— Так это он и есть? — раздалось со всех сторон.
— Ну да, он самый!—подтвердил широколицый воин. — Жаль, что я своими глазами не видел, как он сбросил Рисбитера с коня. Такое дело стоит, по меньшей мере, бочки пива.
Поделом Рисбитеру! — раздались голоса кругом, и со всех сторон к Гавриилу потянулись кружки с пивом. Гавриил взял нехотя одну из них и выпил. Теперь он уже не мог отделаться от этих вояк. Его усадили, чтобы все могли посмотреть, «что он за человек».
С сегодняшнего дня мы с тобой друзья, хоть ты и крестьянин, — сказал другой воин, сжимая, как клещами, руку Гавриила, которая, к счастью, тоже не отличалась изнеженностью. — Да будет тебе известно, что мы все терпеть не можем рыжего юнкера. Этот глупый мальчишка слишком много о себе мнит. Как будто таких, как он, раньше не бывало! Видишь вон там этого оборванного пьянчужку? — Он указал на человека, лежавшего ничком на земле и мутными глазами смотревшего на Гавриила. — Это потомок графа и сам носит графский титул. И таких у нас много.
— Дай выпить, тогда подарю тебе свой титул, — пробормотал пьяница.
Громкий хохот покрыл его слова.
А Ханс Рисбитер не стоит даже этого оборванца, — продолжал новый приятель Гавриила. — Мы бы уже давно как следует проучили юнкера за его заносчивость, скупость и бессовестные доносы — с такими начальниками мы шутить не любим; да жаль, что старик
Мённикхузен к нему благоволит и хочет даже выдать за него свою дочь. Как тут не разозлиться каждому порядочному человеку! Жаль, что ты не помял юнкера покрепче, когда он был в твоих руках! Свернул бы ему его кривую шею перед свадьбой — вот это была бы штука, лучше и не придумаешь!
Мённикхузен прежде не слишком жаловал Рисбитера, — прибавил другой, — но с тех пор, как тот в Пыльтсамаа захватил в плен Фаренсбаха и привел его к Мённикхузену, старик словно переродился. Теперь Рисбитер первый человек на мызе, послезавтра справляют его свадьбу с прекрасной Агнес.
— Послезавтра уже свадьба? — переспросил Гавриил оторопело.
Это бы не беда, старика мы знаем, свадьбу он устроит пышную, перепадет и на нашу долю
— Да что о лице говорить! — сказал, махнув рукой, третий вояка, которого природа красотой не наделила. — Лицо — это уж от бога, но дело в том, что сам человек никуда не годится. Глуп, как теленок, с подчиненными заносчив и зол, перед начальством ползает на брюхе, скряга, трус, а врать и хвастать первый мастер. Одним словом — негодяй! За твое здоровье, приятель! Молодец, что проучил Ханса!
Гавриил пил и, сам тому удивляясь, с сосредоточенным вниманием слушал, как эти люди поносят юнкера Рисбитера. У Гавриила не было чувства злобы к этому человеку, он считал его только вздорным мальчишкой, но все же испытывал в душе странное удовлетворение, замечая, что о Рисбитере никто не говорит ни единого доброго слова.
Рыцарь фон Мённикхузен еще до прихода Гавриила возвратился со своими спутниками на мызу и сейчас сидел за обеденным столом. По обычаю того времени, длинный стол был уставлен всякими яствами и напитками в таком изобилии, что в наше время ими можно было бы досыта накормить втрое больше людей. Кубки и пивные кружки беспрерывно двигались вкруговую, говор не стихал ни на минуту. Дельвиг рассказывал о неудаче Рисбитера, всячески стараясь выставить его перед всеми на посмешище. Рисбитер, правда, изо всех сил возражал ему и пытался представить дело в другом свете, но видно было, что большинство слушателей склонно верить Дельвигу, а не ему; мало было здесь людей, которые не завидовали бы незаслуженному счастью Рисбитера, становившегося обладателем прекрасной и богатой Агнес фон Мённикхузен. Агнес была задумчива и часто поглядывала через окно во двор, откуда явственно доносился шум мызного лагеря. Рисбитер сидел рядом с невестой и старался оживленной болтовней отвлечь ее внимание от рассказов и шуток Дельвига, но, не добившись успеха, в конце концов замолчал и с досады напился пьян. Когда обед кончился, юнкер схватил Агнес за руку и, пошатываясь, почти насильно увел девушку в смежную со столовой комнату. Это что за дурачество? — начал он, еле ворочая языком. — По-почему ты сегодня такая странная? Не говоришь со мной ни слова, не отвечаешь мне… Что все это значит? Ра-разве ты меня больше не любишь?
— Я и сама не знаю, — ответила задумчиво Агнес.
— Что это еще за выдумки! Сама не знаешь! Ведь ты со мной об-обручена, ты моя невеста! Ты должна меня любить. Ханс фон Рисбитер не позволит над собой издеваться, слышишь?
Последние слова прозвучали так угрожающе, что Агнес с недоумением подняла на жениха глаза.
— Вы пьяны, юнкер! — сказала она, слегка покраснев. — Отпустите мою руку!
Но Рисбитер не выпустил ее руки; он вдруг с шумом упал перед девушкой на колени и плаксиво заговорил:
— О, я несчастный человек, все против меня! Прости меня, милая, дорогая Агнес, если я тебя рассердил, но у меня так накипело на сердце, что я больше не могу терпеть. Этот чертов Дельвиг отравляет мне жизнь своими насмешками и клеветой. Он выставляет меня глупым мальчишкой, трусом, тряпкой. Скажи, Агнес, неужели ты веришь тому, что он на меня наговаривает?
— До сегодняшнего дня не верила, — серьезно сказала Агнес.
Не верь ему, Агнес! Он мне ужасно завидует и старается очернить меня. Какой же я глупый мальчишка и трус, если я своими руками отбил у врагов Дитриха фон Фаренсбаха и захватил его в плен? Нет, дорогая Агнес, я храбрец, я человек умный. Я бы давно заткнул Дельвигу его ядовитую глотку, но я не решаюсь поднять на него руку, потому что он твой родственник.