Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
Сам он жил в просторной хате дмитровского попа неподалёку от города. Вставал рано, завтракал и шёл к войску, осаждающему крепость. Повсюду ходил и выискивал всё новые и новые возможности, как бы взять её. Но все, что ни придумывал, оказывалось напрасным, и он, замёрзший и злой, возвращался перед вечером, яростно проклиная и мороз, и глубокие снега, и урусов, что не хотели сдаваться, и своих воинов, которые, по его мнению, не проявляли должного рвения и умения воевать так, как надо.
Как-то, в особо мрачном настроении, он обратился к пленнику, который ему, Кончаку, чем-то понравился и постоянно находился при нём:
– Ждан, ты урус, ты знаешь
Ждану теперь были поручены всякие домашние работы - топить печи, носить воду, помогать повару-половцу мыть посуду или рубить дрова.
Но на заманчивое, казалось бы, предложение Ждан только пожал плечами.
Однажды пригнали большую партию полонённых, которых Кончак должен был справедливо, по его разумению, поделить между своими родами. Несчастные жались друг к другу, чтобы хоть немного согреться. Среди них выделялся мужчина лет сорока пяти. Он был без шапки, без верхней одежды, в одной рубахе, на ногах - непривычные для славянина половецкие стоптанные чирики; окладистая борода и волосы взлохмачены, покрыты инеем, левый глаз заплыл синяком, на разбитой губе запеклась кровь. Он дрожал от холода, как сухой лист. Ночной мороз, безусловно, доконает его! Да и дотянет ли он до ночи?
Сколько раз ни проходил по двору Ждан, то с охапкой дров, то ещё по какой надобности, каждый раз сжималось сердце: замерзает человек, на глазах погибает!
И он отважился: проскользнул в каморку, где у попа была кладовая, а теперь ханский повар стал полновластным хозяином и куда посылал иногда юношу то за одним, то за другим, снял с жердины старый потёртый кожух, не приглянувшийся половцам, такую же шапку-бирку [12] . Быстро вытащил из сундука стоптанные, но ещё целые сапоги, завязал всё это в старую рясу и, выбрав момент, когда стража не могла его заметить, проскользнул к гурьбе пленников и ткнул узел бородачу в руки.
[12] Бирка– шкурка ягнёнка, смушка. Смушковая шапка.
– Одевайся, а не то замёрзнешь!
Невольники быстро их обступили, чтобы не видела стража. Старик натянул на себя кожух, шапку, разорвал на онучи рясу, обулся.
– С-спасиб-бо, хлопец, - не сказал, а отстучал зубами.
– Ты кто будешь?
– Меня Жданом кличут.
– А меня Самуилом… - и замолк.
На подворье в сопровождении нескольких беев и хана Туглия въехал Кончак. Он замёрз и был гневен. Видимо, ещё один штурм Дмитрова потерпел неудачу.
Конюшие придержали его коня. Хан тяжело спрыгнул на землю и, опустив голову, ни на кого не глядя, направился к хате. Но вдруг из гурьбы пленников навстречу ему выступил Самуил и преградил дорогу.
– Х-хан Кончак! Х-хан К-кончак!
– процокал зубами и низко поклонился.
– Дозволь слово молвить!
Кончак злобно взглянул на него, но остановился.
– Ты кто?
– Я киевский к-купец… Самуил… Н-не узнаешь?.. В позапрошлом году я привозил т-товары в твою з-землю, хан… На Тор… [13] И никто никогда меня н-не трогал… В-ведь купцов нигде не трогают… А тут твои люди разграбили мой обоз, с которым я шёл в Северскую землю, возчиков перебили, товары и коней забрали, а меня
[13] Тор– река, на которой находилось стойбище Кончака.
Кончак, видимо, не всё понял, наморщил лоб, выпятил подбородок. Заметив Ждана, кинул ему нетерпеливо:
– Что говорит этот урус? Чего он хочет от меня?
Ждан быстро перевёл.
Кончак с любопытством глянул на купца.
– А и вправду, мне твоё лицо припоминается… Погоди, погоди… Это у тебя мои дочери покупали монисты, мыло, льняное полотно и разное узорочье? [14]
– Так, так, хан, у меня, - обрадовался Самуил.
– Такие красавицы… кареокие, чернобровые!
[14] Узорочье– здесь: дорогие ткани и женская одежда, украшенная узорами - вышивкой, шитьём золотом и серебром.
– Я предпочёл бы, чтобы у меня было больше сыновей, - усмехнулся Кончак и, снова помрачнев, добавил: - Я никогда не трогал купцов, даже всегда проявлял к ним доброжелательство. Поэтому я освобождаю тебя из-под стражи и приглашаю к себе на ужин. Вот Ждан проводит… Там и поговорим. Мне нужно тебя кое о чём расспросить…
И быстро пошёл к хате.
Когда Самуил в тесной, но тёплой кухне немного отогрелся, умылся и расчесал волосы и бороду, Ждан повёл его в светлицу. Здесь за столом уже сидели ханы Кончак и Туглий, сын Кончака - Атрак, названный так в честь своего деда' и ещё несколько беев. Кончак указал на свободную скамью недалеко от себя.
– Садитесь!
– кивнул купцу и Ждану и запустил крепкие зубы в жареную баранью лопатку.
– Ешьте.
Все были голодны и долго молча жевали. А когда насытились, Кончак спросил:
– Согрелся, купец Самуил?
Самуил вытер усатый рот полою кожуха.
– Благодарю, хан, - согрелся… А то думал - пропаду.
– Где же тебя мои люди перехватили?
– На Удай-реке, возле Прилуки.
– Куда ты направлялся?
– В Путивль… Вёз женские украшения, одежду, соль… И всё пропало… Прикажи, хан, пусть твои люди вернут мне моё имущество!
– Чего захотел! Поди теперь узнай, где оно!.. Э-э, Самуил, что с воза упало, то пропало! Так ведь урусы говорят? Благодари судьбу, что сам живым остался…
– Я и благодарю.
– Вот и хорошо… А теперь скажи мне, не видал ли ты, когда ехал из Киева, князей с дружинами?
Самуил медленно поднял голову, пристально посмотрел в глаза хану.
– А как же, видел.
– Где?
– Стоят за Альтой.
– Кто именно?
– А кто?.. Великий князь киевский Святослав, великий князь земли киевской Рюрик, князь переяславский Владимир да князь черниговский Ярослав… Похоже, ещё кого-то ожидают.
– Неужели до Киева дошла весть, что я Сулу перешёл?
– До меня не дошла, иначе я бы назад повернул… А вот дошла ли до князей, того не ведаю…
– Однако, они для чего-то стоят, - задумчиво произнёс хан Туглий.
– Не прогулять же коней вышли!
Кончак насупился. Мохнатые черные брови сошлись на переносице, как две грозовые тучи. Грубое твёрдое лицо потемнело ещё сильнее. Видно было, что он раздосадован неожиданным известием и не на шутку им взволнован.
Туглий не унимался: