Князь Изгой
Шрифт:
— Дык, у татей и добрая одёжа есм, — Лукьян то и дело бросал взгляд на сапоги Власа и кучу одежд.
— Лады, берите что потребно. И смотри мне… — многозначительно пригрозил кулаком.
— Прохор, дык как же так?! — начал было возмущаться Горын.
— Из своей доли отдам, — бросил я. — После разбираться с барахлом будем. Значится так, Лукьян, помоги гостям иноземным со снедью управиться. Бери себе помощников из полона скокмо потребно, но, чтобы к обедне все сыты были. Жито и прочий припас раздели по правде.
— Енто мы быстро уладим.
Меня привлек ещё один пленник, что выделялся среди прочих оборванцев. Кудрявая и черная как смоль борода, крупный нос и ярко-голубые глаза. Но не только
Деян активно включился в работу по организации быта. Помощник, как обычно, прихватил складные стулья и столик, термос с чаем и припасы. Знает мои привычки. С удобством расположившись под сенью березы, начал вызывать по очереди пленников для опроса. Из кучи «мусорной» информации кто, откуда и сколько тати забрали при должном подходе, можно выудить массу интересного. Одним из первых привели «иностранца» в шортах.
— Лоренци Морозини, — представился тот, попытавшись изобразить реверанс.
В косоворотке и лаптях это выглядело так, что я невольно усмехнулся.
— Гость из Таны, — добавил он.
Знаю я этих гостей, да и фамилия знакомая, если память не изменяет, такая была у одного дожа в Венеции. Латынь мне преподавал ещё царский учитель. Многие не знают, что в некоторые советские школы товарищ Сталин вернул латынь. Даже в глубинке, а так как древний язык мне нравился размерностью, то и учил его прилежно. Худо-бедно понимаю, да и разговорить могу через пень-колоду. Дайка спрошу про дядю.
— Carus Lorenzo, dicite mihi de avunculus tuus in Venetos. [2]
После моего высказывания у Лоренцо натурально глаза на лоб полезли:
— Quam operor vos scire patrui mei? [2]
— Давай продолжим на русском. Сказывай, как оказался в Тане?
— Семья послала меня с поручением к Андрео Дзено. Это наш консул в Тане, — пояснил он тут же. — Торговые дела семьи.
— Какие?
— Специи. Все дела нашей семьи крутятся вокруг специй, сеньор Прохор Михайлович, — венецианец коверкал моё имя как эстонец из глубинки. — Тебя прислал мой дядя? Сколько он заплатил за меня? — тут же заинтересовался он.
2
Не видать, ни зги — в древнерусском языке слово «стьга» означало тропу (дорожку). При этом мягкий знак обозначал не смягчение согласной, а безударную слабо произносимую (в лингвистике это называется «редуцированную») гласную. Начиная примерно с XII века н. э. в древнерусском языке начался сложный процесс, который в лингвистике называется «падением редуцированных гласных». Например, «истьба» стала «избой», а «стьга» — «згой». Таким образом, не видно ни зги — не видно тропы впереди.
2
Не видать, ни зги — в древнерусском языке слово «стьга» означало тропу (дорожку). При этом мягкий знак обозначал не смягчение согласной, а безударную слабо произносимую (в лингвистике это называется «редуцированную») гласную. Начиная примерно с XII века н. э. в древнерусском языке начался сложный процесс, который в лингвистике называется «падением редуцированных гласных». Например, «истьба» стала «избой», а «стьга» — «згой». Таким образом, не видно ни зги — не видно тропы впереди.
В ответ покачал головой:
— Давай договоримся, вопросы буду задавать только я!
Он коротко кивнул, а я продолжил:
— Расскажи, как ты оказался на Оке?
— Боюсь,
— Ничего, я никуда не тороплюсь.
История Лоренци оказалась поучительной и короткой. Его семья торговала пряностями с Швецией через Ганзу, а молодому купцу кто-то напел про лёгкий путь через Русь. Поднявшись по Дону и, пройдя волок у Иван-озера, он спустился по реке Шат, а после по Упе к Оке, где и закончил своё недолгое путешествие.
Заморского гостя угощал фирменным травяным чаем из термоса. Достал и обёрнутый в вощеную бумагу энергетический батончик размером со сникерс. Сладость готовили из плющенных и запаренных овсяных хлопьев, дробленого фундука, яичного белка и мёда. Кислинку придавали сушеная клюква и черника, а молотая корица оставляла приятное послевкусие. Хранить такой можно несколько месяцев, ибо батончики покрывали глазурью, сваренной на крахмале, с добавкой макового масла и сиропа, сваренного из сахара, выпаренного из берёзового сока.
После разговора с венецианцем до позднего вечера опрашивал пленников, а также татей, что после «обработки» Горына изъявили горячее желание «сотрудничать со следствием». И чем больше, я узнавал, тем больше во мне закипала злоба на ублюдков.
Банда Власа три года орудовала в среднем течении Оки и в низовьях Жиздры подчистую выведя крупных конкурентов. Действовали умно. Совсем никчемную добычу не трогали. Специально выслеживали богатые струги и насады, что шли без караванов.
Метод перекрёстного допроса и очные ставки между разбойниками, между разбойниками и пленниками при наличии горшочка с углями быстро расставили точки над и. Нарисовалась целая сеть из осведомителей, посредников и скупщиков краденного в Белёве, Новосиле, Козельске и Лободине и окрестных селах. Мужиков покрепче и баб посимпатичней из полона они продавали на холопьем рынке в Ворголе. Прочих же пускали под нож, не оставляя свидетелей. Изверги даже детей грудных не жалели. Купцов же побогаче наоборот держали подолгу, дожидаясь выкупа от родственников.
Пока чистописанием занимался, Горын и Олесь время не теряли и выбили из татей личные «захоронки». Вот только где хранилась общая казна, не знал никто, кроме Власа. Тот же, как назло, оказался крепким орешком. И хотя после обработки выглядел неважно, но держался. Глаза заплыли, лицо сплошной синяк, зубы выбиты, и всё равно молчит, только зло шепелявит что-то, сплевывая кровью. И углями его прижигали, но ни в какую! Попробую богатый ассортимент из девяностых. Крыс в избах тут полно, ибо грязно, вот и поймали одну. Помимо захаронки планировал собрать информацию о Фроле, так что на сеанс «покания» оставшихся татей собрали в одном месте.
— Значится так, времени у меня нет. Ежели казну воровскую не покажите, каждому начну пальцы отрубать, а после углём прижигать чтобы не сдохли. Сперва на руках, а после на ногах. Оскоплю, очей лишу, а после отпущу на все четыре стороны. Ясно сие?
— Не по Правде сие! — загудели тати.
— Отдай нас на суд княжий али тиуну.
— Тиуну? Ты видел где тиуна? — спросил я Олеся.
Тот, находясь в некотором шоке от моих угроз, замотал головой.
— А ты? — я обратился к Горыну. Последний лишь глазами хлопал.
— Может он под лавку спрятался? — Я наклонился и посмотрел под неё.
— Нету! — я развёл руками, после, прекратив дурачиться, сменил тон. — Кто казну вашу укажет али про Фрола и дружков его ведает что, отпущу на все четыре стороны, а нет… На себя пеняйте. Пока же зрите.
Власа повалили на пол, заголили живот и на него крысу посадили, да горшком накрыли. Влас сразу задёргался.
— Не по нраву? Думал твои непотребства с рук сойдут? Ты мне за каждую душу погубленную ответишь. Ништо. Сейчас горшок нагреем, и крыса нутро твоё начнёт заживо жрать, — со злостью процедил я.