Князь Олег
Шрифт:
Воспоминания следовали одно за другим. Время клонилось за полночь, гуляние расходилось все больше и больше. Но Олега от выпитого пива клонило ко сну, и он ушел домой. По пути он поглядывал на окна тех домов, в которые не вернулись ушедшие в грабительский набег мужчины; в них было или темно или теплились слабые огоньки — поминали погибших. Семьи получат их долю добычи, поплачут, погорюют, но в следующий поход пошлют новых викингов…
Гуляния продолжались целую неделю. Однажды на улице Олега остановил пьяненький Гастинг. Он некоторое время разглядывал его синими выпуклыми глазами, словно примериваясь, а потом спросил:
— Это правда, что вы продолжаете
— Сущая правда, Гастинг.
— Давняя традиция. Мы тоже воевали в свое время. А правда, что в последний раз вас побили, но вы собрались с силами, вернулись и крепость все-таки отобрали?
— Истинно так было, Гастинг.
— И ты стоял во главе отряда?
— Я, Гастинг.
— А кто придумал воротиться назад и напасть на крепость вторично?
— Я, Гастинг.
Гастинг раздумчиво глядел на Олега, машинально шевеля толстыми губами. Наконец спросил:
— И сколько же тебе лет?
— Скоро семнадцать.
— Вот как… А что, — Гастинг взглянул в глаза Олега острым взглядом, — может, отправишься со мной в следующий поход? Не хочется тебе стать викингом?
— Очень хочется! — горячо ответил Олег.
— Может, и среди друзей найдутся отважные викинги?
— Найдутся. Обязательно найдутся, достойный Гастинг!
— Ну вот и хорошо. Заходи ко мне, обсудим поподробнее наши дела.
Восторгу Олега не было конца. Он пойдет в военный поход! Он станет викингом! Он осуществит мечту, с которой жил каждый мальчишка-норманн!
…Чрез два месяца, в июне 856 года, флотилия во главе с Гастингом отправилась в очередной набег на соседние страны. Олег стоял на берегу в окружении отца, Эфанды. четырехлетнего братишки Олафа; поодаль стояла Халльгерд. Он был одет в широкий, короткий кафтан из зеленого домотканого сукна, открытый у шеи, так оно видна была рубашка, в штаны из того же материала; сапоги были из некрашеной кожи. Густые белокурые волосы ниспадали на широкие плечи.
Отец хмурил брови, давал последние наставления. Как-никак, а он дважды участвовал в набегах, имел значительный военный опыт. Сначала он было сопротивлялся решению Олега отправиться с Гастингом, советовал подождать годок-другой, подрасти и набраться сил. Но потом, видя упорство сына, махнул рукой. Может, вспомнил свои юношеские годы, мечты о дальних походах, грезы о военных подвигах… Или стал рассуждать деловито и практично: если с Олегом что-то случится и он не вернется, с ним оставался младший сын; не надо было дробить наследство, оно целиком перейдет Олафу, и княжество, хоть и маленькое, по-прежнему останется княжеством, а не превратится в обыкновенное богатое дворянское имение.
Зато у Эфанды не просыхали глаза. Олег даже не подозревал, что она окажется такой чувствительной и ранимой. У этой дерзкой и насмешливой сестренки оказалось нежное, любящее сердце. И сейчас она обхватила его руку и крепко прижала к себе, словно не собиралась отпускать его вовсе, часто промокала глаза сложенным в ладошке платочком.
Раздался трубный голос Гастинга:
— Вознесем просьбу нашу о помощи богу войны Одину!
Все встали на колени, воздели руки к небу и стали взывать:
— Один! Один! Помоги нам, Один! Не оставь нас, Один!
Потом началось прощание, викинги стали направляться на суда. Отец крепко прижал Олега к своей груди, придержал немного, потом оттолкнул, резко повернулся и пошагал прочь от пристани.
Эфанда прижалась к нему, шепча словно в беспамятстве:
— Да хранит тебя Один, мой любимый брат! Да хранит тебя Один!
С Халльгерд
Через пару часов корабли вышли в море. Здесь их ждали суда из других фиордов. Громкими криками викинги приветствовали друг друга, потом поставили паруса и направились в необозримые просторы.
Небо было затянуто сплошными облаками. Задувал легкий попутный ветер, по морю шли неторопливые волны. Позади низко над водой стелилась родная земля, глинистые, пустынные, изрезанные большими и малыми заливами. С гортанными криками носились чайки, порой садились на мачту, отдыхали.
Море Олег полюбил с детства, с того самого момента, когда вместе с отцом впервые отправился на рыбную ловлю. На суше он чувствовал себя стесненным, как в клетке: с одной стороны поджимал фиорд, с другой — напирали горы, земля была неровная, в холмах и оврагах, буграх и промоинах, кругом валялись камни и щебень… А здесь — необъятный простор, аж дух захватывало от мощной широты бесконечной водной глади!
Море щедро награждало за нелегкий труд. Рыба ловилась разная. Брошенная на дно судна, она некоторое время трепыхалась, а потом засыпала. Так говорил отец. А ему казалось, что продолжала жить, страдальчески-изумленно смотря на чуждый ей мир множеством глаз-кружочков с золотистым обводом, неподвижными, покорными и укоризненными. Как-никак, а в море у нее своя жизнь. Есть, наверно, и свои сказочники, которые рассказывают маленьким деткам-рыбкам увлекательные сказки. Если это и так, то подвиги в них совершает задиристый и храбрый окунь, воин в колючем кирпично-красном мундире. Борьбу ведет он против разжиревшей и злобной хищницы синюхи, которую окружают жестокие слуги: старуха зубатка — живодерша в тигриной шкуре, и морская крыса, серая, с нахально-выпученными глазами, склочница и любительница всяческих дрязг.
У окуня есть невеста, красавица сайда, которую море наградило всеми своими красками — от темно-зеленой до иссиня-черной. Им помогает волшебник скат, Олегу он казался старичком-лесовичком…
Олег оторвался от воспоминаний. Детство осталось позади и к нему нет возврата!..
На другой день с утра установилась тихая погода. Море — цвета молока. Ровное и гладкое. Пролетит чайка, коснется лапками поверхности, и по воде разбегаются ровные круги… Но викинги не радовались, суда стояли на месте, а надо было быстрее добираться до берегов. Только в полдень подул ветерок, который постепенно усиливался и погнал флотилию на юго-запад. Настроение сразу повысилось, раздались шутки, смех.