Князь Рус. Прорваться в Гиперборею; Князь Гостомысл — славянский дед Рюрика
Шрифт:
Посередине города рядом с жилищем князя уже заготовили большое количество хвороста, это нетрудно, сейчас почти каждый куст – валежник. Назначен благоприятный день – завтра на рассвете, осталось только решить, что жертвовать.
Русу было скучно сидеть под навесом и слушать, как старый Ворчун в который раз невнятно рассказывает одну и ту же историю: как он в молодости пытался соблазнить княжескую дочь, а та оказалась глупой и стала женой дуралея Комора. Вот и получилось, что Комор ныне князь в одном из Родов, а он, Ворчун, никто.
Рус не стал слушать очередной рассказ старика и ушел к реке, вроде бы по делу. Никакого дела не было, просто захотелось хоть чуть посидеть у воды, там прохладней.
Раскаленное солнце равнодушно смотрело с небес на выгоревшую степь. Ни облачка, никакого намека на скорый дождь. Берег речки превратился в сплошное глинистое месиво, вязнут и люди, приходящие набрать воды, и животные, которым хочется хотя бы дотянуться до нее губами, о том, чтобы искупаться, не мечтает уже никто. Долго ли это продлится?
Рус сидел, с тоской глядя на вяло текущую воду речки, которая сильно обмелела в жару. Может, зря предки ушли с Карпатских гор несколько поколений назад? В горах небось засухи не бывает… Но старики говорили, что слишком тесно стало жить, охотиться негде, волов пасти тоже, землю пахать… В хорошие годы степь радовала, давала много травы, всегда бывало молоко для детей, много мяса, шерсти и все довольны.
Роды разрослись, стало тесно и здесь. За хорошие пастбища нужно бороться, а если еще и засуха, как в последние годы, тогда совсем плохо. Род Пана, в котором теперь князь Хазар, потерял много скота, а тот, что остался, вряд ли переживет зиму. Падет скот – погибнут и люди. Плохое настало время.
Рус подумал, что нужно сходить к волхву Тимару, расспросить, нельзя ли еще чего сделать, чтобы задобрить богов. Он и сам понимал, что для этого нужно – богатые жертвы, но людям и самим скоро нечего будет есть.
От берега к домам города поднималась стайка девушек. Вот кому приходится тяжело: много раз они ходят за водой, носят в гору тяжелые кувшины, чтобы напоить скотину, снова и снова обмазывают растрескавшиеся стены домов…
Когда же это кончится? Может, после завтрашнего обряда дожди наконец пойдут?
Рус отогнал назойливую муху, улегся в тени деревьев на спину и принялся размышлять над странностями бытия. Неужели виноваты все? А как же дети, которые только родились, они-то за что мучаются? Парень вспомнил свое детство. Вместе во всеми шлепал босыми ногами по лужам, гонял крикливых ворон, нырял и подолгу сидел под водой, соревнуясь с товарищами, кто дольше, пытался сначала взобраться, а потом и проскакать на коне… Это, конечно, незабываемо – мчаться на быстром коне, совсем не то что на медлительных волах! Но лошади не всякому поддаются, они чуют, кто сильнее, а кого и лягнуть можно. Рус сильный,
Лошадь – это красиво, хотя волы, конечно, сильнее. Но как ни жаль, а лошади первыми пойдут под нож, если придется резать скотину. Им на зиму нужно много травы, которой давно уже нет в округе. Та, что осталась в лесу, не прокормит всех. Оставят волов, они основное тягло, их запрягают в повозки, на них пашут землю.
Мысли Руса невольно вернулись к нынешним делам.
Он так задумался о наставших трудных временах, что не услышал приближение маленького Славуты. Мальчишка почти бежал.
Сразу стало не по себе: неужели страшное все же случилось?! Но гарью не пахло. Что еще?
Славута остановился около Руса, едва переводя дыхание. Губы мальчика дрожали, не в силах выдавить ни звука.
– Что?! – тряхнул его за плечи Рус.
– Там… там… я слышал…
Поняв, что, пока малыш не успокоится, внятного рассказа все равно не дождешься, Рус вдруг почти безразлично поинтересовался:
– Ты что-то хотел рассказать?
– Да, – кивнул Славута. Ровный тон Руса подействовал на него.
– Слышал что-то страшное?
– Да.
– О чем?
Мальчишка судорожно глотнул и шепотом, хотя вокруг никого не было, поведал:
– Гойтомир говорил князю… – Голос снова задрожал, грозя перейти попросту в рев. Рус положил ему руку на плечо. Наконец, малышу удалось взять себя в руки. – Завтра в жертву должны принести Полисть!
У Руса перехватило горло, свистящим шепотом он поинтересовался в ответ:
– А… князь?
– Согласился. Сказал: «Пусть будет так!»
Солнце померкло, небо стало совсем серым.
В городе давно ходили разговоры о том, что необходимы богатые жертвы. Только богам нужны стоящие жертвы, лучше, если человеческие, хилая, едва держащаяся на ногах скотина никого не умилостивит. Но Род давно ни с кем не воевал, пленных или убитых врагов не было, кого жертвовать?
И Гойтомир убедил Хазара принести в жертву Полисть?! Рус не помнил, чтобы при нем сжигали кого-то из сородичей, даже старики такого не помнили. Если это и было, то головы убитых врагов или пленных, которые все равно бы не выжили. Но чтоб красивую, здоровую девушку…
Тут Рус сообразил, что сначала надо спасти мальчишку.
– Тебя никто не видел?
– Нет.
Чуть покрутив головой, Рус вдруг вручил Славуте свою плеть:
– Держи! Отнеси в мой шатер и подожди меня там. Только никуда не уходи и ни с кем не разговаривай, слышишь?
– Да, – удивленно кивнул тот.
– Иди и жди меня в шатре.
Глядя вслед убегавшему со всех ног мальчишке, Рус размышлял, как теперь быть. Можно украсть Полисть и увезти куда-нибудь, но тогда возврата в Род не будет, и не в Хазаре дело, идти против обычаев предков нельзя, как бы ни были они жестоки. И вдруг, что-то придумав, он со всех ног бросился к шатру Словена.