Князь Рус. Прорваться в Гиперборею; Князь Гостомысл — славянский дед Рюрика
Шрифт:
– Да мы и ступать-то почти не будем, от кочки до кочки.
Князь предложил нарубить хотя бы слеги.
– Руби, а мы тебя вон на том островке подождем.
До островка полсотни шагов по тонкому льду, и что под ним – не понять, даже кочек толком не видно. Только ближе к островку на чем-то примостилась чахлая березка. И слеги бесполезны, не станешь же лед пробивать, чтобы перед собой трясину прощупать?
Давор, видно, все же сообразил, замешкался нерешительно, но Тишек глянул насмешливо, и тот тоже ступил на лед. Ничего не произошло, лед держал. Чуть потоптавшись, товарищи резво зашагали в сторону островка. Им
До островка оставалось совсем немного, чуть больше десятка широких шагов, когда вдруг раздался треск ломавшегося льда и Тишек с головой ушел вниз, едва успел коротко вскрикнуть! Давору замереть бы, а он от неожиданности шарахнулся и тоже провалился, но не как товарищ, а стал барахтаться, погружаясь в трясину!
Теперь было хорошо видно, что Тишек выбрал неудачный путь – через самую топь. Чуть правее оставалась на кочке одинокая березка. Только добраться до нее Давору уже невозможно. Лед треснул по всей цепочке их шагов, и не то что идти, на него ступить нельзя. Но Рус не раздумывал, он бросал одну за другой наломанные слеги перед собой, ложился на них и полз к погрузившемуся уже по плечи Давору. Второпях князь не сбросил на берегу заплечный мешок, и тот страшно мешал, пришлось скинуть его в воду. Все их запасы булькнули, остался только привязанный к поясу нож и кремень в кожаном мешочке.
Давор кричал, чтобы не смел, что и его не спасет, и сам погибнет, но Рус упрямо полз к трясине. И все же… до тонущего Давора не хватило двух лесин, и взять их посреди болота негде! Спасти товарища не было никакой надежды, над болотной жижей торчала уже только голова, но князь принялся развязывать пояс, надеясь добросить хотя бы его конец и совсем не задумываясь, как станет тащить Давора из трясины.
– Уходи, Рус! Уходи… погибнешь! – отплевывая болотную жижу, крикнул Давор, дернулся глотнуть воздуха в последний раз и скрылся…
Рус в ужасе смотрел на болото, поглотившее его товарищей, и вдруг осознал, что сейчас последует за ними. Он лежал, распластавшись в болотной жиже, и чувствовал, как постепенно погружается и его слега. Ни развернуться, ни ползти задом наперед возможности не было. Стало тоскливо: так глупо погибнуть всем троим! И никто не узнает где и как.
Но сдаваться Рус не собирался. Пока трясина им еще не завладела, значит, надо попробовать выбраться. Совсем рядом, в шаге, кочка с березкой, но до нее зыбь, и сделать этот шаг князь не мог. Хилая, как все болотные деревья, березка почти до воды склонила веточки с несколькими не облетевшими листьями. До листьев рукой дотянешься, но, чтобы шагнуть, надо встать, и тогда трясина заберет к себе! И все же Рус осторожно потянул за листик, потом за веточку, умоляя ее не обломиться…
От усилия слега под ним провалилась сильнее, трясина начала подбираться к третьей жертве. Выбора уже не было, и, ухватившись за ветку березки, Рус изо всех сил рванулся в сторону кочки. Что-то, видно подломившаяся слега, больно ударило по ноге, но князь не обратил на это внимания. Единственной мыслью в тот миг было: только не сломайся, только выдержи!
Выдержала, обессиленный человек упал рядом со спасшей его березкой, обнимая ее, как родную. Деревце все еще качало ветками, словно дразня трясину.
Но долго
Ночевать на кочке невозможно, надо скорее выбираться на берег и разводить костер, иначе гибель. Только как это сделать? На поверхности болота оставались его слеги, те, по которым он полз на выручку Давору. Бесполезно полз, но даже сейчас, трясясь от холода, не пожалел об этом.
Как добраться до этих слег? Та, с которой он рванулся к кочке, сломана, она не выдержит, нужно как-то попасть к следующей. До нее совсем недалеко, но не прыгнешь, тоже подломится. Рус с тоской огляделся. Быть в шаге от спасения и не иметь возможности этот шаг сделать…
На кочке росла только березка, она вполне годилась для небольшой слеги, но как поднять руку на свою спасительницу? И все же ему пришлось это сделать. Почти со слезами просил у нее прощения, потом выдернул и положил на трясину. Попробовал, держит ли. Березка держала, она еще раз спасала князя.
Как выбирался обратно на берег, и не помнил. Очухался только на твердой земле и тут осознал, что окоченел и если немедля не разведет костер, то зря спасался с кочки, мог бы там и оставаться…
С трудом разыскав голыш и наспех сложив сухой мох и маленькие веточки, Рус принялся высекать огонь. Когда веселые язычки пламени захватили, наконец, валежник, стало уже смеркаться.
Там, где что-то ударило, штанина оказалась прорвана и залита кровью. Значит, поранился сильно. Князь с тоской огляделся: вокруг стеной стоял лес. Ни человеческого голоса, никакой надежды на спасение, рассчитывать можно только на себя.
Он понимал, что не так далеко от стана, но ведь искать не будут еще целую седмицу! Когда уходили, сказали, что вернутся через две седмицы. Прошла только половина одной, до дома, как он мысленно звал стан, шагать еще три-четыре дня. Но он и ползти не сможет, пока не затянется рана. Раненый человек один в лесу легко станет добычей хищников, а из оружия только нож, остальное утонуло.
Но пока человек жив, он думает о жизни. Рус разделся, развесил рубаху и штаны на куст, чтобы просохли у огня, и стал осматривать рану. Сразу понял, почему так больно двигаться – в тело глубоко вошла не просто заноза, а длинная щепа. Казалось бы, что за беда – вытащить, и все. Но стоило взяться за нее, щепа подломилась, и как ни пытался ухватиться за ушедший глубоко в мясо кусок, не мог. Это плохо, очень плохо. Не из-за боли, которую заноза причиняла, а из-за того, что тело начнет нарывать. Вырезать бы ножом, но Рус понимал, что потеряет слишком много крови и на ее запах сбежится множество хищников.
Оставалось ждать, пока нагнившая заноза попросится наружу и выйдет сама. Будь он дома, давно бы приложил травы, но здесь нужного ничего под рукой не находилось. Кроме того, стремительно заканчивался день, в лесу темно становится быстро, и оглянуться не успеешь, как все укроет ночь. Безоружному, измотанному борьбой с болотом человеку на земле оставаться нельзя.
Рус собрал чуть обветрившуюся, но все еще мокрую одежду, натянул ее на себя, старательно затоптал костер и, морщась от холода, поковылял искать пристанище на ночь.