Князь Рус
Шрифт:
– Беда?
– Чужаки, – ответил Рус. Он чувствовал, как в душе сквозь горечь поднимается злоба, а затем приходит холодная ярость. Кто они, посмевшие остановить русов на дороге к счастью? Не важно, они должны умереть. – Кто-то сюда забрался раньше нас!
– Они умрут, – ответил Бугай просто, он хлопнул себя по бедру, где висел короткий меч-акинак. – Грады?
– Пока только малая весь. Земледельцы.
Моряна повела дланью в сторону деревьев:
– Сова что-то учуял. От твоего имени велел перенести стан за деревья. Никто не узрит. А повозки
– Добро, – кивнул Рус. – Сова взыграет… Наконец-то пришло время мечей и топоров!
Бугай прорычал с недоумением:
– И что ты такой черный, будто из-под земли? Не будет воинской славы? Наши внуки добудут, когда пойдут на внуков Коломырды. Когда ворвутся в их земли, разнесут города, вырубят сады, знатных дочерей обрюхатят, а то и продадут в дальние страны!.. Сейчас же нам нужны просто эти земли. А местных пустим под нож, как скот. Пусть и без славы.
Буська вклинился, заверещал быстро и счастливо, как белка, обнаружившая в дупле груду орехов:
– Они мелкие, как козы!.. Самые рослые не выше меня, оружия не носят вовсе! Они вдвоем одно ведро воды поднимают!
Рус гневливо повел бровью. Буська исчез, будто смахнули веником. Моряна громыхнула так же мощно, как и Бугай, но в голосе было сомнение:
– Их много, князь?
– Немало, – ответил Рус.
– Но все же, – допытывалась она, – сможем перебить?
– Думаю… сможем.
Она широко распахнула глаза. Рус ощутил на себе недоумевающие взоры. Сам спохватился: что с ним? Разве не достойнее взять мечом то, что можно было просто подобрать по дороге?
Он тряхнул головой, и несвойственные сынам Скифа думы, явно навеянные богами этих земель, растаяли.
– Готовить оружие, – велел он. В голосе звучала прежняя мощь, он ощутил, как могучее тело наполняется силой. – Пришло время! Мы победим или умрем.
Вечером в шатре собрались те, кого теперь называли боярами. Бугай, Моряна, Сова, Ерш, были приглашены даже Шатун и Твердая Рука. Бугай предложил позвать и Баюна, Рус зло воспротивился: нужны головы, а у певца только сердце и громкий рот. Последним явился Корнило. В руке волхва была горящая ветка можжевельника.
Рус вдохнул всей грудью прогорклый запах, отгоняющий бесов, стиснул зубы. Да, он чувствовал, что после расставания с братьями повзрослел, перестал улыбаться, стал злым и подозрительным. Но сейчас, встретив новую преграду, не станет ли вовсе стариком?
Я раньше погибну, пришла быстрая злая мысль.
Он поднялся, оглядел всех из-под насупленных бровей. На сердце было холодно. Когда заговорил, слова двигал тяжело, словно раздвигал скалы:
– Мы не можем их обойти. Они запирают вход в зеленую страну. Путь только через их укрепления, через их трупы, горящие дома!.. И тогда эта зеленая долина, вся эта страна будет наша.
В тишине кашлянул Корнило:
– Рус… а если вернуться? Всего неделю пути, а потом можно пойти по следам Чеха или Леха. Мы не можем сейчас сражаться. Наши руки не держат мечей, наши ноги не держат тяжести наших
– Мы не можем сражаться, – сказал Сова трезво, – но нам придется сражаться.
– У нас нет сил, – подтвердил Бугай, – но мы будем сражаться.
– Мы не воины, – бросил Твердая Рука, – когда в желудках по три дня не было еды… Но мы можем найти ее в сараях и кладовых захваченной веси.
Рус с болью и горечью оглядел своих бояр, лучших и сильнейших из своего нового народа:
– Тогда умрем. Нам нет дороги ни назад, откуда нас изгнали, ни по следам моих братьев. Да, они наверняка протоптали дороги. Но тот народ, который ходит чужими тропами, не заслуживает жизни. Боги уготовили нам тяжкое испытание. Да, возможно, мы погибнем. Но племена и народы исчезают с лица земли каждый день! Мы не будем первыми. Но ежели захватим эти плодородные земли…
Он сел, уронил голову на скрещенные пальцы. А всегда немногословный Шатун, на удивление, сказал самую длинную за свою жизнь речь:
– Князь забыл сказать, осень всегда коротка. Скоро морозы. Возвращаться к развилке, а затем по следам братьев – поздновато… Либо захватим теплые дома врагов, либо замерзнем с первым же снегом.
Часть вторая
Глава 1
Костры жгли в глубоких ямах, дабы отсвет в ночи не был замечен в весях. Огонь разводили малый, только бы разогреть похлебку. Воздух к утру остыл, и когда на востоке посветлела полоска рассвета, а потом там робко заалело, даже Рус ощутил, что губы застыли то ли от долгого ожидания, то ли от холода.
– Седлать коней, – велел он сдавленным голосом.
Губы его дрожали, зубы выбивали дробь. Воины как тени неслышно скользнули в разные стороны. Зажимая ноздри коням, быстро вывели на опушку леса. Чернота еще лежала на земле, но на светлеющем небе четко вырисовывались далекие крыши, верхушки деревьев, навесы над колодцами. А присмотревшись, глаза различали паутинки дорог и тропок, межу между грядками и полями.
Из густой травы каркнул ворон. Ему ответил другой, хрипло и злобно. Рус знал, что его люди в ночи прокрадутся по траве, не колыхнув и былинку. Ползут как серые волки, а тем, дабы укрыться, довольно низкой травы. Каждый сумеет схорониться в кустарнике, где и заяц не найдет места, за камешком сольется с землей так, будто утонет, среди камышей не найдешь и с собаками…
Подошел Корнило. Старый волхв был бледен, но на лбу от волнения выступили бисеринки пота.
– Что скажешь, верховный волхв? – спросил Рус. Он впервые назвал так старого волхва, увидел, как воспаленные глаза старика вспыхнули огнем, будто в тлеющий костер подбросили новую охапку сухого хвороста.
Лицо Корнила заострилось, но не как у покойника, старый волхв за последние дни помолодел, ожил. Даже голос из старчески хриплого стал звонче, а повозку все чаще менял на верховую лошадь.