Князь сердца моего
Шрифт:
– Вы не чужды латыни?
– В некоторой степени, – сухо отозвался старик. – Но медицинская латынь – не мой конек. Поэтому я вам вполне доверяю.
Надо полагать, латынь доктора тоже была небезупречна, потому что трактирщик заметил, как старик и кузен дамы обменялись понимающими взглядами.
– Они вам скажут по-латыни, что ваша дочь больна, – буркнул старик, как пишут в пьесах, «в сторону».
Затем трактирщик услыхал:
– Позвольте, сударь, я чего-то не понял... Значит, эта дама – все-таки ваша дочь?
– Эта дама – моя жена. А это – Мольер [62] , –
Доктор вернулся к рассуждениям, из коих можно было понять, что болезнь дамы (та самая delirium tremens) проистекает от дорожной усталости и угнетенного душевного состояния...
– ...и беременности, – подсказал супруг, и доктор едва не выронил свою слуховую трубку.
– Ах, да она еще и беременна? Поздравляю вас, друг мой, поздравляю! – проговорил он с жаром. – Ну, коли госпожа беременна, так и говорить не о чем! Успокоится ее нервическая усталость – излечится и болезнь.
62
Выше приведены слова из мольеровского «Лекаря поневоле».
– Очевидно, понадобятся какие-то лекарства?.. – осведомился супруг.
– Я принесу их позже. Они не столь необходимы, как спокойный сон. Я рекомендовал бы оставить госпожу одну. Нет, конечно, ей нужен присмотр, однако меня призывают дела... прочие больные... Я хотел бы знать только одно: кто из вас особенно крепко любит госпожу? – Врач пристально воззрился на оторопевших от такой прямоты мужчин.
– Я нахожу ваш вопрос оскорбительным, сударь! – заявил наконец кузен. – Конечно же, родственные чувства гораздо сильнее чувств супружеских...
– Позвольте! – воскликнул муж дамы. – Но ведь брак освящен церковью, а это означает связь любви земной и небесной.
– Всякий брак может быть расторгнут, в то время как узы крови нерасторжимы, – возразил молодой человек.
– Сказано в Писании: «Остави отца и мать свою и прилепися к нему», то есть к супругу, – заметил не без ехидства старик.
– Я вот к чему спрашиваю, господа, – пояснил врач. – Лучшим способом лечения delirium tremens является мысленное воздействие на больного. Action in distans [63] , – уточнил он. – Поэтому я предлагаю, чтобы один из вас, чьи чувства менее горячи, остался с дамой, а другой, кто любит ее особенно сильно, отправился бы до вечера прогуляться по окрестностям, всем существом своим желая ей скорейшего выздоровления. Решайте, кому быть сиделкою, а кому истинным врачевателем.
63
Воздействие на расстоянии (лат.).
– Вон вы как повернули, – пробормотал кузен. – Ну, коли так... разумеется, сударь, вы – супруг, ваши чувства – глубже, а значит...
– Значит, вам и осуществлять action in distans, – подхватил врач, беря упомянутого супруга под руку и настойчиво увлекая его за дверь. – Заодно обсудим вопрос о моем гонораре.
Супруг хотел воротиться за цилиндром, однако кузен оказался проворнее и нахлобучил на него головной убор уже в дверях, которые тут же запер, надо полагать,
Убедившись, что кареты врача и супруга отъехали, молодой человек потрогал свою голову, грудь, руки («У него жар! Он тоже заразился!» – испугался трактирщик) и пробормотал:
– Нет, он ошибся, этот доктор. Все-таки чувства кузена к своей кузине очень горячи. Иногда просто обжигающе горячи!
С этими словами он прошел за ширму, по пути расстегивая штаны, на которых обозначилась такая выпуклость, что трактирщик вытаращил глаза...
«Однако!» – сказал он себе, и в то же мгновение из-за ширмы донеслись смех, чмоканье и ожесточенный скрип старой кровати. О мужчине и женщине, встретившихся в уединенном месте, никто не подумает, что они читают «Отче наш». А потому трактирщик подумал только, что одним рогоносцем в мире стало больше.
Тем временем коварно обманутый супруг, выехав за пределы города, отпустил карету и некоторое время шел пешком по берегу Бурны.
Наконец господин де Мон дошел до парома. Это было весьма оригинальное сооружение! На высоте ста футов над Бурной с одного берега на другой был перекинут толстый канат, и путники переправлялись через реку в круглом деревянном ящике, в котором имелись две дыры, в них и был продернут канат; а более тонкой веревкой пассажиры перетягивали ящик с одного берега на другой.
Старик оказался по-молодому храбр и, забравшись в ящик, бестрепетно переправился на другой берег. Здесь он посетил уютный ресторанчик, где в очаге жарко пылали обрезки лоз (в феврале как раз подрезали виноградники). Старик насладился ужином из прекрасных форелей, но вскоре хозяин с поклоном пригласил старого господина проследовать за собою и провел его в дальнюю комнату, убранную богато и элегантно, где его встретила дама, одетая очень изысканно. Черная кисея, прикрывавшая на манер чадры нижнюю часть ее лица, казалась необходимой принадлежностью ее туалета.
– Маркиза... – проговорил старик, склоняясь к руке дамы с тем изяществом и щегольством, которыми отличались лишь придворные последней французской королевы. – Я бесконечно счастлив видеть вас снова.
– Вы запоздали на час, однако я решила дать вам время пообедать: вы выглядели усталым, – участливо сказала дама.
– Сказать по правде, забот у меня прибавилось, – усмехнулся старик. – Я ведь женился. А поскольку жена моя внезапно захворала, то прибавилось и печалей.
От изумления дама некоторое время не могла и слова молвить.
– Вы женаты! – воскликнула она наконец. – Боже милосердный! Как же это случилось?
– Как это обыкновенно случается со всеми? – пожал плечами де Мон. – Magna res est amor! [64]
Из всех латинских слов маркиза поняла только последнее, но и его оказалось достаточно.
– За два десятка лет нашего с вами знакомства я могла бы назвать столько же, если не больше, дам, страстно желавших принять фамилию де Мон, однако вы оставались непоколебимы. Кто же эта счастливица?
64
Великая сила – любовь (лат.).