Князь Святослав. Владимир Красное Солнышко

Васильев Борис Львович

— Реку переходить все равно придется, — озабоченно вздохнул Добрыня. — А там уж и в топи лезть, как лешакам. Да еще с шумом.

— Главное, чтобы Яромир успел.

— А ну как этот Муромец плавать не умеет? Что, на ремнях его тащить?

— Ты, дядька, сперва узнай у него, умеет он плавать или не умеет…

— Я ее лучше пешком перейду, — сказал Муромец, когда растолковали, зачем ему вообще лезть в воду.

Богатырская застава переправлялась с невероятным шумом, всячески привлекая к себе внимание. Муромец шумел за троих. А переправившись через реку, замерли в прибрежных кустах, стараясь

и дышать-то через раз. Надо было дать время дружине Яромира обойти рать Ярополка, воины которого стали вести себя неспокойно, поскольку потеряли вдруг из виду громко оравших богатырей. И пока они разбирались, куда подевались богатыри, дружина Яромира обошла их с тыла, изготовилась и затаилась, ожидая когда князь Владимир пошлет в бой варягов. А как только варяги, развернувшись, пошли вперед, стуча мечами по щитам, Добрыня крикнул:

— Вперед! И с рёвом!..

Взревели, дружно бросившись на воинов Ярополка, которые уже и не смотрели-то в их сторону, завороженно глядя на грозно шагавших под грохот мечей наемных варягов новгородского князя. Сопротивлялись вяло, все еще соображая, кто и каким образом оказался позади, а когда мечи варягов начали рубить их — бросились бежать во все стороны, побросав оружие. Вслед беглецам Владимир направил две конные новгородские дружины. Новгородцы вместе с подоспевшей дружиной Яромира гнали князя Ярополка и уцелевших его воинов до Родни, в которой те и затворились.

Ратная сила великого киевского князя Ярополка перестала существовать навсегда. Однажды струсивший в сражении дружинник уже не воин.

Великий князь Ярополк бежал с двумя десятками отборной личной стражи. А воевода Блуд остался и сам пришел к Владимиру.

— Рад, что ты правильно понял мое послание, великий князь.

— Я не великий князь. Великий князь, которому ты служишь, бежал впереди собственных дружинников.

— Я не служу трусливым князьям.

— Этот трусливый князь не успел освободить тебя от клятвы, воевода.

— Я последую за ним, князь Владимир, — усмехнулся Блуд. — И еще раз докажу тебе, что он — трус и ничтожество. За него все бои Варяжко ведет. Его личный охранник.

— Варяжко? — переспросил Ладимир.

— Варяжко. Остался в наследство от великого киевского князя Святослава.

— Пропустить воеводу Блуда в Родню! — повелел Владимир.

Воеводу пропустили. А Владимир вызвал Добрыню:

— Знаешь что-нибудь про Варяжко?

— Знаю, что христианин, как и Ярополк.

— И клялся Ярополку, как христианин?

— Да. На кресте, как положено.

— Кто может освободить его от такой клятвы?

— Только великий киевский князь, — сказал Ладимир.

— Пусть пока обождет, — усмехнулся Добрыня.

— Как хочешь, дядька, только зашли в Родню своего человека, и пусть человек этот передаст Варяжко, что я сниму с него христианскую клятву, как только стану великим князем. Он мне потом будет нужен.

— Есть такой человек. Зашлю.

Родня не была приспособлена к длительной осаде. И укрепления ее были слабы, и детинец был старым и обветшалым, но самое главное заключалось в том, что в Родне оказалось очень мало еды.

Воевода Блуд исполнил повеление князя Владимира и вернулся к Ярополку. Великий киевский князь был не просто испуган — он никогда смелостью-то

и не отличался, — а растерян и подавлен. И верного Варяжко не было под рукой, он ушел налаживать оборону Родни.

— Скажи, воевода, что делать? — умоляюще выпытывал Ярополк у воеводы Блуда. — Что нам делать, скажи? Может… Может, помощь запросить?

— У кого?

— У… у поляков! Я им отдам, чего только пожелают. Все отдам. Все, все, все!..

— Зачем же отчей землей торговать? — Блуд с трудом скрывал презрение к перепуганному насмерть князю. — Здесь надо сидеть, в Родне. Отобьемся, стены помогут.

— Да, да, — забормотал Ярополк. — И дружинники подойдут. Они просто разбежались и попрятались.

— Подойдут, — подтвердил Блуд.

И послал с тем же верным челядином на сей раз устное известие Владимиру:

— Кругом плотно обложи Родню и не торопись с приступом. Здесь нет еды.

В те времена редкий год на Руси обходился без голода. Пахотной земли было недостаточно, недороды стали нормой, поскольку зной высушивал зерна в колосе, а дожди вымывали их едва ли не через два года на третий. Скотины водилось мало даже в боярских и княжеских подворьях, черный люд кормился редькой, репой да капустой, вымирал целыми поселениями, а нищие жены и дети бродили по всей Руси с торбами да протянутыми руками. Русская земля к голоду была привычна. Но голод, который случился в Родне, потряс ее своей глухой безнадежностью. Вот тогда и родилась поговорка — «Беда, как в Родне».

4

Новгородский князь Владимир плотно обложил Родню и прекратил все остальные военные действия. Птичка была надежно спрятана в клетке, вырваться на свободу не могла, а ждать Владимир умел.

Точнее — выжидать.

Новгородские дружины следили за Родней, наемные варяги ловили дружинников Ярополка, разбежавшихся по всей округе, а Владимир устроил в княжеском шатре пир для воеводы личной дружины великой княгини Ольги Яромира и для своих друзей. Для богатырской заставы.

Ели дичину, добытую ловким охотником Будимилом, хлебали тройную ушицу, которую, как выяснилось, умел вкусно готовить небывалый доселе богатырь Муромец, ели расстегаи с икрой и пирожки с вязигой, пили из дружинной братины добрые вываренные меды, меды выдержанные и долгого отстоя, меды бражные, особо крепкие. А затем и фряжское вино, к которому приучила Владимира его бабка, великая княгиня Ольга. Пили и ели отменно, неторопливо, вкусно, потому что кончились их заботы. Ярополк был надежно заперт в Родне, варяги перехватывали всех, кто оказывался с оружием, и друзья детства утопали в бездонном счастье победы. Пили полные кубки во здравие и хвалу великого князя Владимира, во славу и хвалу Яромира, снова во славу Владимира и всех его богатырей поименно.

А потом запели дружинные песни и Поток пустился в пляс. Ему все дружно отбивали ложками такт, и нескоро угомонились, потому что Поток не знал устали, выделывая коленца.

Выпили заздравную княжескую. И хором спели величание. Владимир поблагодарил, поднял ответную чашу за дружину. Хором крикнув ему хвалу и славу, начали закусывать с дружинным аппетитом.

— Я отъеду, если, князь, дозволишь, — неожиданно сказал Добрыня.

— Куда отъедешь?

— Надо приемного сынка навестить.