Князь Святослав
Шрифт:
— А чем мы будем платить своим дружинникам? — зло спросил седоусый боярин с чубом на бритом черепе. — Может быть, княжеская казна возьмет на себя это ярмо?
Боярина звали Альбартом, славяне переиначили его имя в Барта, да так это за ним и закрепилось. Клан его не во всем поддерживал Олега, и Вещий великий князь не включал его в Боярскую думу. Однако Игорь, едва оседлав власть, тотчас же ввел Барта в ее состав, а положение Ольги как соправительницы при малолетнем сыне Святославе не позволяло идти на открытую ссору с весьма могущественным боярином. До сей поры Барт вел себя весьма сдержанно, но в этот раз решил, видимо, показать клыки. Может быть, потому,
— Сила Киева держится на наших дружинах, княгиня! — громко сказал Обран.
Это был один из богатейших людей Киева, в его руках была сосредоточена чуть ли не половина торговли по Великому пути из варяг в греки. Игорь пожаловал ему боярство, неизвестно за какие услуги, и Обран изо всех сил отрабатывал княжескую милость, хотя Игоря уже не было в живых.
— Повелеваю молчать! — громко сказала Ольга и встала. — Всем замолчать!
На мгновение установилась тишина, но потом ворчание началось с новой силой, и великая княгиня поняла, что сегодня ей не удержать Думу в своих руках. А это означало, что они сегодня решили диктовать ей свою волю. По крайней мере, до той поры, пока в Киев с победой не вернется Свенельд.
Холодок подкатил к самому сердцу. Тому сердцу, которое билось уже не только для нее.
Неизвестно, что произошло бы дальше, и как бы повернулась история всего Киевского княжения, если бы вдруг не распахнулись двери тронной палаты. Все шесть двойных дверей, в которые одновременно вошли дружинники в белых, расшитых золотом рубахах.
А в центральных дверях, расположенных за спинами думцев, первым появился Неслых. Он низко поклонился княгине, прижав руку к сердцу, и сказал:
— Не гневайся, великая княгиня, за мое самовольство. Дружинники твоего покойного супруга скверно несли охрану твоего дворца, и я заменил их твоими дружинниками.
У Ольги подкосились ноги от великого облегчения. Но она заставила себя устоять и ясно произнести:
— Ты поступил правильно, Неслых. Прими мою благодарность. И пусть мои дружинники послушают, как решает Дума государственные дела.
И Боярская дума с молчаливым неудовольствием решила так, как сказала великая княгиня. Содержание боярских дружин отныне лежало на плечах самих бояр, почему и количество боярских дружинников быстро пошло на убыль. С глухим недовольным ворчанием согласились они и на официальную поездку княгини Ольги по северным славянским землям, чтобы наладить порядок, общие законы и представительство славянских князей в Государственном Совете.
Теперь у Ольги появился повод, чтобы поехать в Новгород Великий. Но она пока не спешила им воспользоваться. Широкое княжеское платье пока еще надежно скрывало ее полнеющую фигуру.
Да еще надо было навестить византийского священника, чтобы выведать у него самую страшную христианскую клятву.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Как всякая язычница, Ольга презирала христианство за проповедь рабского смирения перед всем и всеми. Покорно терпеть унижения и оскорбления в надежде там, в загробной жизни, которую они именуют Раем, обрести реки молока в кисельных берегах Ей, дочери конунга воинственных русов, заповедь подставлять щеку, уже получив пощечину, казалась унизительной. Такие заповеди могла провозглашать только религия рабов, в этом великая княгиня не сомневалась.
Единственный постулат христианства, который ее устраивал, касался непорочного
Из всех клятв, которыми были столь богаты годы ее жизни, великая княгиня верила только в клятву славян, когда они клали свой меч наземь перед собою, и в клятву русов, когда они вонзали меч в землю и клали руки на его перекрестие. Но так клялись только воины, которых за нарушение клятв рано или поздно ожидала неминуемая смерть. А что может ожидать монахинь? Гнев Сына Божия Христа? Ну разгневается, ну лишит их вожделенного Рая… Бояться нужно не загробной божьей кары, а земного гнева земных владык.
И все же она решила ехать к священнику. И вырвать у него эту христианскую клятву. Если понадобится, то вместе с его языком. И вновь помчались по Киеву лихие всадники в расшитых золотом белых полотняных рубахах.
Только на сей раз они не ворвались стремглав во двор церквушки. Остановились у ворот, и к крыльцу подъехала одна княгиня. Спешилась, бросила поводья на высокую луку убранного узорочьем седла и решительно вошла в бедный приземистый храм.
Служба, видимо, закончилась совсем недавно — маленький горбатый прислужник гасил свечи и заботливо складывал их в сумку, а старик священник что-то прибирал на алтаре, стоя спиной к выходу. Он был глуховат или очень озабочен работой, потому что не обратил внимания на появление великой княгини, хотя шагала она широко и ножны меча бряцали о ее отделанную серебром кольчугу в такт шагам.
— Старик!..
Священник тотчас же обернулся, а служка, съежившись от голоса, привыкшего повелевать, поспешно юркнул во двор.
— Великая княгиня!.. — старик согнулся в низком поклоне. — Да будут благословенны стопы твои, приведшие душу твою в наш бедный храм…
— Замолчи, — досадливо отмахнулась княгиня. — Твоя сказка о непорочном зачатии, которую ты сладостно спел мне на этом месте, оказалась ложной, как и все ваше учение.
— Не гневайся на меня, великая княгиня, но Господь наш непорочно вызвал к жизни великого проповедника Иисуса Христа, дабы чрез это…
— Молчи! — прикрикнула Ольга. — Отвечай только тогда, когда спросят, если не хочешь лишиться языка.
Священник вновь склонился в глубоком поклоне. Княгиня Ольга хмуро размышляла, как начать разговор, столь важный для нее. Наконец решилась.
— Скажи, имеют ли право клясться твои христианки?
— Если не всуе…
— Нет! — крикнула княгиня. — Как они клянутся?
— Именем Матери Божьей Марии.
— А почему не именем самого Христа?
— Божья Матерь — заступница всех женщин. Она просит за них у самого Святого Сына своего.
— А если они нарушат эту клятву?
— Это невозможно, великая…
— Под пытками все возможно.
— Мучения открывают прямую дорогу к Престолу Божьей Матери. Отступничество ведет в ад.
— И они верят в эти басни?
— Они веруют, великая княгиня, — торжественно сказал священник, осенив себя крестным знамением. — Наша великая вера придает силы уверовавшим, и Божья Матерь предстает перед Сыном своим с мольбою о спасении уверовавшего.
Он говорил тихо, искренне и безбоязненно глядел на княгиню выцветшими от старости голубыми глазками. Ольга странно успокоилась, и сама удивилась этому внезапно наступившему спокойствию.