Князь. Война магов (сборник)

Прозоров Александр

– Скажи, Иван Юрьевич, почему Москва так долго разбои казанские терпит, почему не ударит по ней так, чтобы уж никогда татары на земле нашей никого не грабили?

– А ты стены казанские видел, Андрей Васильевич? Они не слабее псковских будут. Псков еще никому штурмом взять не удавалось. Вот и подумай, сколько кровушки прольется, сколько животов рати русские под стенами Казани сложат, коли с нею силой грубой воевать. Хитростью, подкупом, уговорами – оно вернее будет. Золото, на подкуп басурман этих потраченное, немало людей русских от смерти убережет.

* * *

На подворье Михаила

Воротынского гостя ждали. Стоило Звереву шагнуть за порог калитки, оглядеться, перекреститься на икону над дверьми дома, ан навстречу уже спустилась деваха, предложила испить с дороги ключевой воды. Оная оказалась, разумеется, хлебным вином – но Андрей, уже знакомый с подобным подвохом, выпил слабенькую, пахнущую яблоками, водку не поморщившись и нахально закусил мягкими девичьими губами. Какова шутка – таков и ответ.

Хозяин уже появился на крыльце, в шубе и с посохом, поклонился:

– Рад видеть тебя, князь Андрей Васильевич. Прошу в дом, к столу, преломить малый кусок, что Бог послал.

Вместе с хозяином «ломал хлеб» загорелый мужчина лет тридцати, подбородок которого носил следы долгой небритости, брови и ресницы выгорели до белизны. На нем не было ни шубы, ни ферязи – их заменяла короткая войлочная безрукавка; голову украшала фетровая феска с кисточкой на коротком шнурке, свободная рубаха была опоясана атласным кушаком и заправлена в пышные шаровары.

– Боярин Иван Григорьевич Выродков, – представил гостя князь, довольно ухмыльнулся, услышав изумленный выдох Андрея, и добавил: – Иван Григорьевич о прошлом лете в Царьград с купцами ушел, цельный год там путешествовал, ныне вернулся и, вижу, к прежней жизни привыкнуть никак не может. По разряду ему зимой на службу порубежную выходить. Интересно, как его поместное ополчение встретит?

– Нет боле Царьграда, Михайло Иванович, – поправил хозяина Выродков. – Османы его Истанбулом ныне нарекли.

– А это, друг мой, князь Андрей Васильевич Сакульский. Тот самый вюноша, о котором я сказывал. Он и оружие новое придумал, кое бердышом нарек. Многим оно по нраву пришлось, немало князей и бояр для холопов своих штуку эту отковать велели и ныне на службу с ними являются. Еще он гуляй-город придумал, коим немало поляков напугал, а уж в землю нашу уложил их – так просто не считано.

– Я назвал эти деревянные передвижные укрытия танками, – скромно поправил Зверев и потянулся к ломтям жирной ветчины: желудок промаслить, пока водка не вся всосалась.

– Таким смешным способом токмо в дикой и нищей Европе воевать можно, други мои, – самодовольно поведал боярин Выродков. – Европа воюет пешком, а потому даже столь простое препятствие, как гуляй-город, вами описанный, вынуждает их становиться в долгую осаду. Арабов же сими поделками не возьмешь. Араб воюет с седла, араб стремителен и ловок. Араб привык обходить, запутывать, появляться неведомо откуда и неизвестно когда. Он обогнет ваши стены, он нанесет удар вам в спину, он обойдет вас по другим дорогам и захватит ваши веси, пока вы ждете его для битвы в ином конце земли.

– Важно не оружие, Иван Григорьевич, а то, как им пользоваться умеешь, – обиделся Зверев. – Коли в открытой и бескрайней степи я свой гуляй-город возле колодца поставлю – как твои арабы его обойдут? Полезут на стены, как миленькие. Под пули и на рогатины. А коли просто по холмикам их развезти – так только

дурак на штурм полезет, это же понятно.

– А, – почему-то обрадовался Воротынский. – Что теперь скажешь, друг мой?

– Скажу, особое внимание османы уделяют своим пушкам. В литье оных достигли они беспримерного искусства и при мне вкапывали возле пролива столь огромные тюфяки, что в стволе два человека укладывались спать и даже не теснились. Каменные ядра из них перелетят Босфор с берега на берег и уничтожат любой флот, что попытается войти в Эвксинское море. Османы обматывают свои ядра пенькой, чтобы те плотнее сидели в стволах, и стреляют изумительно точно.

– Каменные ядра – вчерашний день, – опять вступил в спор Андрей. – Чугунные ядра намного тяжелее, при том же размере летят дальше и причиняют больший урон.

– Османские стрелки используют свинец. Он еще тяжелее и дальше летит.

– А чугун прочнее! От него разрушения сильнее!

– Давайте выпьем за розмыслов! – перебил обоих, излишне подвыпивших, собеседников хозяин дома. – За тех, кто делает рати наши сильнее, а крепости врагов обращает в развалины.

– За розмыслов, – согласились оба.

– Иван Григорьевич не просто так за море плавал, – осушив кубок, пояснил Воротынский. – Он науки новые проведал: кто, где и как ныне воюет. И семи познаниями, надеюсь, поможет нам ворога бить крепко. Так, чтобы не поднялся.

– Кстати, Михаил Иванович, – Зверев моментально вспомнил про сидевший в памяти, как заноза, вопрос, – отчего Москва до сих пор Казань не воюет? Ведь грабежи татарские уже, почитай, больше ста лет длятся. И никто их пресечь не пытается.

– А кому это надо? – неожиданно расхохотался Воротынский. – Кто же станет резать курицу, что яйца золотые несет?

– Что я сказал смешного, князь?! – обиделся Андрей. – Объяснись!

– Не обижайся, друг мой, – погасил свой смех хозяин дома. – Ответь сперва, видел ли ты, чтобы новгородский, тверской али нижегородский посадник бояр московских за просто так шубами и конями одаривал? Нет? А казанцы дары отсыпают, да еще какие! Ныне Дума заместо Шиг-Алея решила на ханство Камай Хусаина посадить. Так первый мошну развязал, дабы на свою сторону знатных людей направить, и второй то же самое делает. Веришь, будто золото, что для татар из казны отсыпано, за Волгу уедет? Да нет же, здесь все до полтины останется! Царь казанцев покупает, а они – князей московских. Каждый норовит на свою сторону перетянуть, дабы в Думе за них вступились. А теперь подумай, что будет, коли государь Казань к ногтю прижмет да наместника своего в ней поставит? Что? Откель тогда подарки, зачем? Что за польза мурзе или хану бояр к себе привлекать, коли все едино государь кого-то русского на воеводство пришлет? Конец воле казанской – конец и подаркам от татар в Москве.

Князь Сакульский нахмурился, переваривая услышанное. Передернул плечами:

– Но они же порубежье наше грабят! Каждый год, каждое лето. Деревни жгут, людей в рабство угоняют.

– Московские бояре от муромских земель далеко, – пожал плечами Воротынский. – Опять же кто убыток от набега понес – из казны возмещение. Кого из служилых в полон взяли – казна выкупает. От такой жизни токмо смердам муромским да рабам татарским плохо. Остальным – хорошо.

– Проклятие! – хлопнул Зверев кулаком по богато убранному столу.