Князь. Записки стукача
Шрифт:
Сам Митрополит уже спал, поверженный усталостью, и молитвы о даровании нам победы читал его наместник.
– Слава Богу, истинно православная Государыня, – шептал, провожая нас, митрополит.
Все думаю: с какой охотой и как быстро немецкие принцессы превращаются в России в теремных цариц.
К сожалению, Севастополь мы тогда потеряли.
Бедная, бедная Маша! На днях пришел ко мне доктор Боткин – «поговорить откровенно»… Долго мялся, потом объявил, что Маше из-за легочной болезни опасно рожать и… потому ей не следует более «выполнять супружеские обязанности»…
Я не стал объяснять, что мы их уже давно не выполняем.
В утро ужасного дня за кофеем был все тот же разговор о прелюбодеянии.
– Ты должен навести порядок в семье. Костя (все тот же Великий князь Константин Николаевич) открыто живет с балериной. Весь Петербург знает об этом. Поговори с ним серьезно. И, конечно, с нашими молодыми… У балетного училища постоянно дежурят кареты молодых Великих князей. И под руководством Николы (сына великого князя Константина Николаевича) высматривают. Ты знаешь, я люблю Николу… но императорский балет все больше походит на гарем. И публика в курсе… Толпа видит в театре те же обнаженные тела, которые ночью ласкают твои родственники. Толпа допущена к ложу Династии!..
Прежде она не была так нетерпима. Но теперь… Я отлично понимаю, почему столь гневен ее монолог… И она не захотела скрывать. Вдруг сказала:
– И ты… слишком полюбил Летний сад.
Сдержал бешенство, молча допил кофей.
Да, и прежде она ревновала. Но никогда не позволяла…
Почувствовала мое бешенство. Злые губы тотчас исчезли, одно лазоревое сияние – дорогие «всепрощающие глаза».
Кутается в любимую черную шаль… Обожает ворон, называя их самыми умными птицами. Если верить в переселение душ, она была…
И вдруг – острая жалость к ней, к нашей прошедшей невозвратной жизни. Я поцеловал ее. Она поняла.
– Все хорошо, – сказала и погладила меня по голове.
Глаза у меня поневоле наполнились слезами.
Она:
– Не забудь, сегодня вечером у меня будет сеанс…
– Конечно, приду, хотя сама знаешь, я не одобряю этих занятий.
– Но ведь ты видел – это не шарлатанство!..
– Хуже. Уверен, милая, что все это проделки лукавого. И с нами беседуют отнюдь не души тех, кого мы вызываем, но те, кого святой Августин именовал «духами лжи». Иметь с ними дело – большой грех…
Она засмеялась:
– Но это так интересно.
При ее пылкой религиозности – подобные греховные увлечения? Вот уж действительно – тайники души. Но могу согласиться – это не шарлатанство. И я сам был тому свидетелем.
На днях в Золотой гостиной поставили небольшой круглый столик в центре… Мы все чинно расселись вокруг в полутьме, положив на стол руки. Горел только один канделябр…
Этот Юм (Юм – известный французский спирит) – малорослый французишка… Как только началось, он совершенно преобразился – глаза загорелись фосфоресцирующим блеском… Глядя на жалкого французика, становящегося на глазах вещей пифией, невозможно представить, что он шарлатан… Причем вскоре явственно раздались стуки! И стол, на котором держали руки, начал вдруг подниматься и шаловливо наклоняться
Что это? Игры духов? Но почему духи заняты такими жалкими фокусами?
И почему ни один из них не предупредил вчера о важнейшем – об ужасе, который ждал меня через несколько часов?
Прийти на сеанс не удалось… Через несколько часов будет проклятый выстрел, и мне станет не до спиритов.
А тогда доложили, что приехал Саша…
Вошел Саша… Цесаревич! Огромный, неуклюжий, с выпадающим животом… Боюсь, на наших лицах с Машей, как обычно, не было особого восторга.
Мы с Машей перед ним виноваты. Мы стараемся любить его, и Саша того заслуживает… Но не можем. А ведь Саша – славный. Никс, умирая, сказал мне: «Берегите Сашу, он добрый».
Никс!.. Никс… Мой старший, блистательный сын умер совсем недавно…
Я, моя сестра Маша (Великая княгиня Мария Николаевна), брат Костя – мы все назвали своих первенцев Николаями – в честь отца.
И чтобы как-то различать, в Семье их звали по-разному. Моего – Никс, Костиного – Никола, сестриного – Коля.
Бедный Никс… Бедная жена. Думаю, после смерти Никса что-то окончательно умерло между нами…
Никс был красив, добр, великолепно скакал на лошади. Все ему давалось легко. Правда, иногда ленился. Помню, ему было десять, он не хотел учить языки. Я сказал:
– Ваш дед, наш Император очень обеспокоен вашей ленью. Он велел спросить Вас: «Как Ваше Высочество собирается в будущем беседовать с послами?»
– У меня будет переводчик!
– Тогда над вами, друг мой, будет смеяться вся Европа.
– Да? Тогда я пойду на нее войною, – к восторгу деда ответил Никс.
И через месяц блестяще говорил по-французски!
Огромный, неуклюжий Саша обожал Никса. На балах бедный Саша никогда не танцевал – стеснялся своего тела. Я пытался заставить, но он упрямо спасался в углу среди стариков. И оттуда, я видел, он влюбленно смотрел, как танцевал Никс. Да и все влюбленно смотрели на моего Никса…
Зато Саша обладает нечеловеческой силой… Мальчиком смеясь гнул подковы. И глядел на Никса, выпрашивая одобрения. За этот постоянно добродушный взгляд и толстую физиономию при дворе его шепотом звали Мопсом.
Я строго запретил, но он не обижался. Сам он называл себя «исправным полковым командиром». Как и его дед, он обожает маршировку, но так нехорош в строю и на лошади!.. К тому же мой гигант избегает любимых забав нашей знати. И случилась история. Я всегда брал Никса на «потеху» – охоту на медведя. Будущий Государь воинственной державы должен быть смелым охотником… И однажды Саша увязался с нами.
Он обожал быть там, где Никс!
Медведя выследили егеря. После чего пожертвовали коровой. Пустили гулять бедняжку по полянке. Косолапый вышел из чащи… Огромный попался зверь… Шел на задних лапах – совсем человек… Тут Никс и прошептал шутливо: «Саша, а ведь он на тебя похож».