Князь
Шрифт:
— Я это время не застал, это мне Борей рассказал. Когда-то люди были сильнее и смелее, они проходили полный ритуал и могли слышать отца, выполняя его указы. Но потом начались войны, да и мир стал меняться, люди переезжали жить в города, перетаскивая алтари безо всякого контроля, нарушая с таким трудом выстроенную связь. К тому же, многие алтари были потеряны. Если династия прерывается, очень тяжело, практически невозможно перестроиться на новый род. Поэтому проходили ритуалы признания. Когда мы находили хоть капельку крови или духа в новом претенденте, это помогало нам настроиться
— Мы с тобой так и познакомились, — улыбнулся я, пытаясь утешить его.
— Да. В тебе есть и дух, и кровь моих прежних владельцев. Я бы признал тебя, — в его голосе звучала вина, — прости!
— Я тебя ни в чём не виню, всё хорошо, — он по-прежнему вёл себя, как маленький ребёнок, — а как получилось, что ты взял под свой контроль алтарь Платовых?
— Пока его развитие на уровне домашней собачки, даже не ребёнка. Мыслить он толком не может. Для него есть «свои» и «чужие». Своим надо помогать, чужих не допускать, — поделился со мной Боря. Было видно, что он расстроен этим фактом, наверняка ему хотелось встретить настоящего, разумного брата, а получилось вот как-то так…
— Ещё важный вопрос, — я чувствовал, что разговор даётся ему тяжело, энергия заканчивается, — алтари закрывают проколы в этот мир. Но ведь в особняке Трубецких тоже был алтарь, как вышло, что там открылся прокол?
— Возможно, алтарь слишком сильно ослабел к тому времени. Глава рода может выкачать его до основания. Шли войны, и каждому роду требовалось как можно больше энергии, а люди зачастую не могут остановиться, когда дело касается дармовой энергии, и не думают о последствиях, — голос Бори был полон печали, он продолжал транслировать мне свои эмоции, — а бывает, что алтарь перевозят в новое место. Я не знаю точно, что там произошло на самом деле, тебе надо поинтересоваться у наследников рода. Прости, мои силы заканчиваются. Слишком долго мы говорим. Мне нужно время, чтобы их восполнить, — и он неожиданно замолчал.
Я попытался влить свою энергию в браслет, он жадно её впитал, но было ощущение, что я маленькой ложечкой пытаюсь наполнить бездонный колодец. Почувствовав, что ещё немного — и сам останусь без энергии, я прекратил это дело.
В принципе, разговор был интересным и полезным. Борей сам как-то упоминал, что алтари — это не только отдельное сознание, но и часть целого, которым является он сам. Тогда я не слишком понял эту фразу, но сейчас, после череды образов, которые транслировало мне сознание, заточенное в браслете, ко мне пришло понимание, что Аннулет и его алтари — это как единый рой. Куча серверов, которые могут работать все вместе над поставленной задачей.
Павел Богданов припарковался у высокого многоквартирного дома на берегу Чёрного моря. Выйдя из машины, он радостно потянулся.
Павлу не нравились старомодные особняки, он в своё время предпочёл им двухэтажный пентхаус на последнем этаже клубного дома и ни разу об этом не пожалел. Поднявшись на лифте, Богданов вошёл в квартиру. Он не был дома целую неделю и ужасно соскучился по своей семье. Первой его встретила Ирина, вторая жена, на которой он женился пять лет назад. Девушка радостно кинулась его обнимать:
—
В комнату не спеша зашла Светлана Богданова, первая жена. Выглядела она по-прежнему прекрасно и могла дать фору Ирине, которая был моложе её на двадцать лет.
— Павел, что всё это значит? — строго произнесла она, сурово сверля его взглядом, требующим немедленного ответа.
— Да дай ты ему раздеться, умыться, прийти в себя с дороги, — недовольно огрызнулась Ирина, помогая Павлу повесить пальто и забирая его сумку.
— Пусть сначала ответит — как можно было сменить род! Вот отпускай его после этого куда-нибудь. Теперь наш глава — какой-то непонятный парень! — Светлана с осуждением смотрела, как Ирина суетится вокруг Павла.
— Иди умывайся, я как раз на стол накрою, — молодая жена полностью игнорировала ворчание старшей, — давай, милый. Сядешь, отдохнёшь и всё расскажешь. Ты же знаешь, что мы тебя всегда и во всём поддержим!
— Ах вы, мои хорошие, — Павел тепло улыбнулся и отправился в ванную. Душ решил пока не принимать, не стоит заставлять жён слишком долго скучать.
Когда он вышел из ванной, стол уже был накрыт, и женщины сидели, как на иголках, изнывая от любопытства.
Быстро перекусив, Богданов рассказал им о произошедшем.
— Может быть, ты и прав, — задумчиво одобрила его решение Светлана. — Максютовы последние годы слишком давили. Ещё лет пять — и прибрали бы себе весь наш бизнес, — она управляла одним из отелей и прекрасно видела, что происходит.
— А Виталий справится? Максютовы наверняка разозлились на него, — вопросительно посмотрела на него Ирина.
— Он — паладин Аннулета, — пожал плечами Павел. — Максютовы не рискнут вступать с ним в противостояние. Не нервничайте. Я сделал разумный и осознанный выбор. Тем более, Света права, и выбора-то у меня особого не было. Ещё немного, и нам бы вообще ничего не оставили. Должен признать — нам очень повезло!
— Ты такой у нас молодец! — Ирина устроилась у него на коленях. — Просто так никому не везёт. Надо ещё уметь схватить птицу удачи за хвост! Мне так бабушка говорила, — немного смущённо добавила она, поймав удивлённый взгляд Павла.
Наступила уже поздняя ночь, когда Богданов, уставший от бесконечных расспросов и разговоров, наконец остался один. Он вышел на балкон. Тёплый халат не слишком защищал от пронизывающего ветра, что дул с моря, но терпеть было можно. Тем более, без этого Павел не мог обойтись. Каждый вечер и каждое утро, какая бы ни была погода, он выходил на балкон и, наслаждаясь видом, размышлял. Все знали, что в эти минуты его лучше не беспокоить.
Сейчас Павел с улыбкой смотрел на далёкий огонёк маяка, разрезавший своим лучом мрак ночи. Вот и Виталий для него стал подобным символом, который озарил дорогу и подарил надежду в, казалось бы, безвыходной ситуации. Из рода уйти нельзя, вассальная клятва держит крепко. А то, что отстраивали долгие годы его дед и отец, потихоньку прибирали к своим жадным рукам Максютовы, действуя не спеша и аккуратно. Так что их было практически невозможно в чём-то обвинить.