Княже
Шрифт:
Лунный свет дотягивался до узкой тропинки среди корявых облетевших деревьев и колючих кустов. Из тьмы на нас смотрели тысячи пар глаз, принадлежащие далеко не ночным животным. Лина остановилась и показала на одно мёртвое, чёрное дерево справа. Ствол загорелся тёплым мерцающим светом лишь на мгновенье, но я запомнил его и даже будто учуял запах, как бы странно это не казалось. Девушка продолжила путь, ускоряя шаг. Я так хотел остановиться и прижаться к ней, пусть в шкуре волка, но почувствовать тепло любимого тела, ощутить её прикосновения… кажется, даже поскулил едва слышно. Но она резко остановилась, обернулась и крикнула так, что едва
– Проснись!!!
Я подскочил, ещё не очухавшись ото сна, и зарычал, озираясь в сумраке. Последнее, что я запомнил, были закрытые глаза Лины на бледном лице. Из них текла кровь.
Глава 5
Капитан навис над Линой и добрых три минуты разглядывал бледное лицо. Он хмурил брови, чесал бороду, но к девушке не прикасался. Потеряв терпение, Малика злобно прошипела, отодвигая его в сторону:
– Своих матросов вы тоже так осматриваете?
Ворожея присела на узкую кровать, обмакнула платок в чашу с водой и нежно оттёрла новые капли крови, что успели скатиться из глаз.
Лина вновь крепко спала.
– Раньше такого не было, говорите? – Тихо уточнил Сидорх, чувствуя себя глупым и бесполезным в этой ситуации.
Малика посмотрела на него исподлобья, не ответив. Подруга издала громкий стон, дёрнула рукой, но не проснулась. Она выглядела несчастной и беспомощной, сжавшейся, словно засохший цветочный бутон.
Капитан попятился, ему стало дурно: это напомнило тот злосчастный день, из-за которого он вынужден теперь служить заморскому Повелителю под присмотром услужливого пса – баталера. Но свои мысли он тотчас отогнал: ни к чему лишние расспросы привлекательной дамы, и так уже опозорился.
Кашлянув, Сидорх продолжил озвучивать очевидное:
– Сударыня, а может, это зараза такая? Ну, у слепых же, кто его знает, как там…
Ворожея отложила платочек и медленно поднялась. Она сделала шаг вперёд и упёрлась в капитана бюстом. Тот побледнел, не зная, куда деть руки от волнения. Лицо дамы выражало едва сдерживаемый гнев. Мужчина не мог оторвать взгляда – невольно залюбовался её пугающей решительностью в тот миг.
– Что вы можете знать о слепоте?! Как вы смеете говорить такое? Вы невежда и глупец!
Малика выговаривала в лицо капитана фразы, что разрывали её сердце на части. Она слишком долго была сдержанной и понимающей. Всю жизнь, полагаясь лишь на себя и свой дар, ворожея никому не позволяла даже намёком оскорблять таких же, как она – людей с недугами.
Зарождающийся интерес к Сидорху испарился, Малика смотрела в бегающие голубые глаза, не находя в них больше живого блеска и задора. Капитан попытался промямлить что-то в своё оправдание, но ворожея жестом заставила его замолчать. Она придвинулась ближе: её дыхание словно обжигало его ухо, и проговорила тихо, но доходчиво:
– Спасибо за помощь, капитан. А теперь пойдите вон…
***
Лина вынырнула из небытия, сознание захлестнуло волной новых воспоминаний, словно она только что вернулась из того странного леса. Её била дрожь. Не зная, день сейчас или ночь, девушка тихо позвала ворожею:
– Малика… ты здесь?
Подруга тотчас взяла её за руку и
– О, Слава Небесам, ты снова со мной.
– Да, я… мы же на корабле, верно? Сколько уже в пути?
Малика погладила бархатную щёку девушки, едва сдерживая эмоции, слёзы, старалась говорить бодро, чтобы не пугать и не расстраивать подругу. Почти сутки она провела у её постели, отказываясь от еды, трижды прогоняя капитана и других молчаливых матросов. Во сне Лина стонала, бормотала что-то неразборчивое, дёргала руками, терла закрытые глаза и несколько раз отчётливо произносила: «Маркус».
Ворожея догадывалась, что именно этот Тёмный каким-то образом устанавливает с ней связь. Но к добру ли это? Быть может, это не он вовсе, а кто-то другой пытается заманить спутанный разум в ловушку? Малика злилась на себя – дар провидения отчего-то молчал, не желая показывать будущего, пускай и самого незначительного. Без привычных сил она ощущала себя беспомощным ребёнком на распутье дорог судьбы.
– Второй день, Линок. И ты слишком долго спала, напугала меня. Ну рассказывай скорее, что происходит.
Лина внезапно вспомнила о своих кровоточащих глазах, коснулась их – на пальцах не почувствовала влаги. Малика заметила этот жест и пояснила:
– Всё в порядке, это прошло. Но объяснений пока нет, прости, дорогая. Так что ты узнала, что?
Девушка улыбнулась, но ворожее эта улыбка не понравилась.
– Я видела Маркуса. Я была с ним. Но не знаю, откуда я там взялась. Он был волком: тёмно-серый мех так странно переливался в лунном свете, глаза блестели, помню тоску… он хотел… Но постой-ка, откуда я могу знать всё это? Я ведь не вижу… И по его поведению я поняла, что он был удивлён не меньше, увидев меня. Значит, это не он «призвал» меня…
Малика прикусила губу. Так всё и начинается. Сначала ты видишь словно во сне, отрывками, не понимая половины происходящего. Затем сон забывается и остаётся лишь чувство недосказанности, лёгкой тревоги в голове. В другой раз ты видишь точнее, пытаешься разобраться. Спустя время привыкаешь к таким «снам», учишься их понимать и вдруг ловишь себя на мысли, что давно уже не спишь.
– Ты становишься Ворожеей, Провидицей, – коротко ответила она и сглотнула горький комок в горле.
***
Отогнав наваждение сна, я принюхался и огляделся: наш костёр не горел, лешего рядом не оказалось, зато шкурой чувствовал на себе чей-то взгляд. Осторожно ступая мягкими лапами, я обошёл ближайшие кусты, но никого не обнаружил. И словно вспышкой молнии меня озарила мысль: «Лина! Моя малышка была рядом, она показывала путь и то светящееся дерево…»
Но стоит ли верить тому, что видел в колдовском лесу? Однажды меня уже провела мавка. Сжав пасть до скрежета, помчался вперёд, оставляя реку и поляну далеко позади. Странно, но где же назойливый провожатый? Не думать, не вспоминать. Чувствуешь, каким запахом повеяло? Это морозец ударил, ветки и выпирающие буграми корни покрылись инеем. Сумрачный вечер слишком быстро оборачивался непроглядной ночью. Что-то нужно было сделать в полночь… откуда эта мысль? Пустой живот заурчал, появился азарт охоты.