Княжич. Соправитель. Великий князь Московский
Шрифт:
– Владыка едет, – сказал Василий Васильевич и вместе с воеводой и хозяином пошел встречать почетного гостя.
Выйдя из саней, под руки с отцом Иоилем и Шубиным, владыка поднялся на красное крыльцо и благословил здесь ставших на колени великого князя и князя Оболенского. Потом, оборотясь, еще раз благословил весь народ.
В конце трапезы великий князь сделал знак, чтобы оставили его одного с владыкой Ионой. Когда все вышли, Василий Васильевич сказал:
– Благоволи, отец мой духовный, совет свой мне дать. Как быть мне среди зол, смуты и безрядья? Окуп яз дал тяжкий, татар привел
Князь посмотрел на владыку, но величавый, седовласый старик молчал, сдвинув густые черные брови, и остро смотрел в лицо князя.
– Может, и яз виноват в чем, – начал Василий Васильевич, – да на то воля Божия; сказано: «Ни един волос не спадет с главы без воли Божией…»
– В ересь латыньскую впадаешь, – сурово прервал его владыка. – Верно, все от Бога, все по воле Его деется, но уразуметь надо волю Божью и самому творить жизнь свою по ней, и будет тобе счастье на земле и в жизни будущей блаженство вечное…
– Яз не о душе своей говорю, владыко, а о государствовании и ратях…
– Наипаче того, – возвысил голос владыка, – в разумении государствования нужно творить дела по смыслу, ибо Бог наш есть разум и смысл мира, а нам подобает жить по воле Божией и творить дела вольно, по смыслу, воле Божией согласно. Смотри, как трудно было отцу твоему Василию Димитричу, а, поняв волю Божию о том, что нужно быти князю московскому единодержавным, он боле всех преуспел. И благословил Бог труды его и дал ему и Муром, и Мещеру, и Новгород Нижний, и Городец, и Тарусу, и Боровск, и Вологду. Тоже и матерь твоя, княгиня Софья Витовтовна, деяла. То же деет тобе теперь и матерь твоя духовная, Церковь православная…
Владыка смолк, а Василий Васильевич, потупив лицо, думал о словах его, но не все в глубине их постигал.
– Ну а как с Шемякой мне быть? – спросил он. – Измены много он деял и зло на меня мыслит.
Владыка сурово нахмурился.
– Шемяку хоть убей, а приведи в полную покорность. Не должно быть на Руси государя, кроме князя единодержавного московского. Сорные травы дергают и в огонь бросают. – Владыка помолчал и добавил: – Благо вы сотворили два лета назад – избрали меня митрополитом московским, да патриарх не уразумел воли Божией, утвердил Герасима, еже по воле Господа сожжен Свидригайлом литовским.
Василий Васильевич не знал, что сказать. Долго молчал и владыка, что-то обдумывая. Потом встал Иона, посмотрел ласково на князя и молвил:
– Скажу тобе, княже, проще и ясней. Единодержавным надлежит тобе быть. В том воля Божья, как открыл мне Господь. Сему следуй, сокрушай врагов своих беспощадно, а Церковь православная – твой покров, аз же – советник твой и доброхот. Матерь свою слушай – она к государствованию Богом сподоблена, да помни, что отец твой деял. По отцу, по путям его следуй… – Он благословил князя, ставшего на колени, и, подымая его, поцеловал в лоб. – И в окупе Церковь тобе поможет, а наиглавно Строгановы, гости богатые, – вел аз с ними беседу. Церковь же и Шемяку, как главу змия, сотрет, а татар ты не бойся. Божию милостию они сами ся сокрушат.
Радостно поднялся с колен великий князь и воскликнул:
– Как укреплюсь на Москве, добью челом у патриарха, дабы утвердил тобя, нареченника нашего, митрополитом всея Руси!
Провожая
– Прости, отец мой, слабость мою: переведи ко мне на Москву диакона Ферапонта, велигласен вельми…
Владыка улыбнулся и сказал весело:
– Ужо благословлю к тобе диакона-то.
Глава 6
В Переяславле-Залесском
В лесах дремучих, в гуще дебрей непроходимых, у самого озера Клещина стоит на речке Трубеже старый Переяславль Залесский. Поблескивают в глуши лесной золотые маковки его древнего Спасо-Преображенского монастыря. Кругом всего города сплошной земляной вал идет, высотой от пяти до восьми сажен, а на нем град деревянный рубленый с двойной стеной и с двенадцатью башнями-стрельнями. В трех только башнях ворота есть: Спасские, Никольские, они ж и Кузнецкие, да Преображенские, что против собора Преображенья Господня.
Силен и крепок град Переяславльский, и еще более укрепляет его с одной стороны Трубеж, а с других – широкий и глубокий ров, воды полный. И тайник есть в Переяславле, идет под землей он, от всякого глаза сокрытый, к самому Трубежу. Выйдя здесь ночью из города, на ладьи неприметно сесть можно, уплыть в чащобы густые и схорониться от недругов. Надежное это убежище у князей московских, и при набегах иноплеменных и при княжих междоусобицах. Недаром в град этот приказала переехать старая государыня Софья Витовтовна. Знала она и то, что Переяславль поновил и весьма укрепил свекор ее, Димитрий Иванович, по прозвищу Донской. Старая государыня, совет держа с боярами своими, с наместником и воеводой переяславльскими, сама ведала обороной града и полками, а полки княжие росли с каждым днем.
Со всех сторон шли сюда дворские и ратные люди изо всех городов и сел Московской земли. Радовалась Софья Витовтовна, а иной раз и плакала, молясь по ночам перед иконами.
– Спасет Москва сыночка мово, – говорила она ближним боярам, – токмо бы из полону уйти ему целому и невредимому.
Успокоилась и Марья Ярославна. Доходили в Переяславль, хоть и медленно, вести из далекого Мурома, с Оки, из Нижнего Новгорода, с Волги, и даже из Курмыша, с реки Суры. Известно ей было, что великий князь жив и никакой обиды от татар не терпит. Княжичи же, Иван и Юрий, нигде и никогда на таком приволье не живали, как в Переяславле.
Иван промеж ученья, молитв и трапез цельные дни ходил с Васюком, а иногда и с дьяком Алексеем Андреевичем по городу или играл с Данилкой и Дарьюшкой на дворе и в саду, позади глухой стены княжих хором. Дни стояли тихие, теплые, и терпко пахло прелым, давно уж опавшим листом. Все же в хрустальном воздухе чаще и чаще чуялись студеные струйки, а по утрам выпадали холодные росы, и с вечера уж вся трава становилась мокрой.
Дети играли в бабки, свайку и ямки. Илейка-звонарь делал им свистульки из ветловой коры, гнул луки из черемуховых ветвей и тростниковых стрелок нарезал множество, а тростников да камышей здесь страсть сколько в поймах у Трубежа и вокруг озера Клещина. Из орешника Илейка гибкие, хлесткие удилища вырезал, а из камыша поплавки очень легкие да чуткие делал.