Княжий пир
Шрифт:
Сверху обрушилась огромная тень. Не дождавшись удара, Ратьгой опасливо повернул голову. Всадник подъехал, поглядел, без спешки вложил в ножны меч и вытащил плеть.
— Эй, храбрец, — сказал он гулко, — вставай! Ты ж собирался меня вести на аркане!
Ратьгой попытался привстать, но руки разъехались, снова рухнул вниз лицом. Вверху раздался свист, словно сокол несся на дикую утку, усилился, и вдруг страшный удар обрушился на спину, ожег острой болью.
Не веря себе, Ратьгой ощутил, что плеть рассекла его миланскую кольчугу, которой
Всадник захохотал еще громче, вскинул плеть. Ратьгой вскочил на колени, второй удар рассек кольчугу на плече. Ратьгой упал, поднялся, на четвереньках пытался скользнуть под черного жеребца, но тот пятился, всадник еще пару раз огрел плетью, кричал зло:
— Прячешься, ишак?.. Ладно, иди в седло! Но на этот раз — насмерть!
Ратьгой, еще не веря счастью, — отсрочка уже счастье, — торопливо побежал, качаясь из стороны в сторону, к коню. Рыжий испугался дикого вида хозяина, храпел и отпрыгивал, не давался в руки. Измученный, Ратьгой и просил и молил, страшась, что всадник заподозрил какую-то хитрость и развалит его надвое страшным мечом.
Затем всадник сам подъехал к коню Ратьгоя, его длинная рука ловко цапнула повод, придержала, а Ратьгой, превозмогая страх, взобрался в седло. В разбитом теле тряслась каждая жилка, кости болели, а суставы на глазах вздувались, как у древнего старика, что мучается в ненастье.
— Готов? — крикнул всадник нетерпеливо. — Мне ждать некогда!.. К вечеру я должен быть в вашем сраном Киеве… Ха-ха!.. У самого кагана Владимира!..
— Готов, готов! — крикнул Ратьгой торопливо. Он развернул коня, ударил каблуками под бока, пригнулся к гриве, взмолился: — Вывози, родной! Теперь все зависит от тебя!
Ветер засвистел в ушах. Конская грива вытянулась в струнку, трепетала по ветру. Ратьгой ничего не видел, уткнувшись в гриву, слышал в ушах только свист ветра и стук копыт, что слился в частую дробь. Донесся еще вроде бы негодующий крик, обозленный и полный разочарования, но в мозгу Ратьгоя билась одна мысль: «Пусть трус, пусть бегу, зато живой! Это другие могут стоять до конца, а я могу и поношение стерпеть, и ругань, а потом вернуться в удобное время и дать по рогам так, что и ухи отпадут…»
Пир длился, но разговоры часто прерывались. Гости вслушивались в звуки, что доносились со двора. Половина богатырей облачилась в доспехи, кое-кто с мечами и топорами вышел из палаты, готовый встретить чужеземного богатыря, буде тот пройдет славного богатыря Ратьгоя, у крыльца.
Белоян начал говорить успокаивающие слова, Ратьгоя так просто не пройти, как Вьюна или даже Коневича, он и силен и быстр, а уж на военные хитрости горазд, что только воеводский сын может измыслить.
Владимир прислушался, покачал головой. Со двора несся приближающийся гул, голоса росли, поднимались к ним на поверх. Из коридора донеслись крики. Попятился испуганный отрок, следом дюжие гридни вели под руки изорванного и побитого богатыря, в котором
Кровь текла с разбитой головы, заливала лицо. Почерневшие губы стали похожи на подгоревшие оладьи. Алые полоски тянулись через всю изорванную одежду.
За Ратьгоем валила целая толпа, оттуда кто-то ахнул возмущенно:
— Да тот ему всю спину раскроил мечом!
— В трех местах, — добавил другой громко. — В спину только трусов бьют, что с поля боя бегут… Да ни в жисть не поверю, что славный Ратьгой бежал!
— Недостойно, — заорал кто-то. — Недостойно богатыря в спину бить!.. То не богатырь был чужеземный, а зверь подземный, что личину людскую напялил! Надо было не мечом, а сперва бросить в него левую лапу засушенной лягушки, а ежели тот все еще останется человеком, тогда левое крыло нетопыря, удавленного на могиле висельника!
Владимир спросил коротко:
— Как он?
— Еще жив, — прохрипел Ратьгой. — Правда, я его так отделал, что он вряд ли выживет… Но на всякий случай…
Отрок принес меч и, опустившись на колено перед Владимиром, подал почтительно обеими руками. Владимир быстро перебросил через голову перевязь, князю все понятно, кивком расставил воинов, лучников загнал наверх, и в это время во дворе послышался звонкий стук подков.
Все насторожились, ладони опустились на рукояти мечей, топоров, палиц. Все кони топочут одинаково, только у богатырских своя поступь, и нет дружинника, который не отличил бы по стуку подков коня Муромца от коня Коневича или других сорока сильномогучих богатырей. А этот конь, который идет через двор к княжескому крыльцу, настоящий богатырский конь.
В настороженном молчании слушали, как скрипят пудовые ступени, позвякивает железо.
В проеме появился богатырь настолько рослый, что пришлось слегка склониться, чтобы пойти в палату. Он слегка повернулся боком, иначе плечи застряли бы в дверном косяке, мерными шагами прошел на середину палаты. Богатыри ждали, почти у каждого побелели пальцы на рукоятях мечей и топоров.
Чужеземный воин пристально смотрел на Владимира. Тот при его появлении снова опустился в тронное кресло и ждал в холодном молчании. Богатырь поколебался, словно не решаясь, как себя вести, наконец с явной неохотой отвесил короткий поклон и сказал могучим голосом, от которого зазвенела посуда, а язычки светильников затрепетали и погасли, оставив чадные струйки дыма.
— Исполать тебе, князь. Меня зовут Автанбор Загорный.
Князь ждал, но воин молчал, а богатыри начали потихоньку переговариваться, однако все умолкли и застыли как сосульки, когда Владимир спросил холодно:
— И что же?
Богатырь нагло ухмыльнулся:
— Да ничего вроде бы.
Высоко под сводами послышался скрип натягиваемых луков. Скрип доносился справа и слева, там пыхтели и толкались, выбирая позицию. Воин даже не повел бровью, хотя скрип явно услышал.
Владимир сказал резко: