Княжий сын. Отцовское знамя

Выборнов Наиль Эдуардович

– Один раз всего и было то, – проворчал Лукич. – И то, не ради забавы. Разозлили они меня очень сильно, дружка хорошего убили…

Дверь каморки открылась и внутрь вошел Сенька, полностью одетый, даже подшлемник натянул, хотя в прошлые разы, когда я его видел, он им пренебрегал. Прикрыл за собой створку, осмотрелся, замер на секунду, встретившись взглядами с бояричем, но быстро нашелся: шагнул ко мне и протянул руку.

– Деньги давай, – сказал он.

– Чего так долго-то? – спросил я, запуская руку в карман.

– Ивашка на лестнице стоял, ждал пока

он по нужде отойдёт, иначе не впустил бы. Так, что с деньгами-то?

– Да держи, – я протянул парню заранее отсчитанную горстку монет. – Считай быстрее, и одежду снимай свою, время дорого.

Сенька сосчитал монетки, кивнул, спрятал их в карман портов и принялся стягивать с себя поддоспешник и подшлемник. Они были ему велики, так что должны были подойти бояричу. А вот со штанами пришлось уже думать мне, поэтому я надел две пары, одни на другие, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Так что и я скинул сапоги и снял с себя одну пару.

– Одевайся, боярич, – кивнул я Лукичу на растущую на полу кучу одежды, а сам принялся обуваться.

– Для селян одежда, не для благородных, – протянул он, но все же принялся надевать брюки, а потом и поддоспешник.

– Уж извини, – пожал я плечами. – Либо такая, либо роба смертника.

Я окончил обуваться, привел себя в порядок и вытащил из-под лежака верёвку, вытянул её в руках и повернулся к Сеньке.

– Нам тебя связать придётся, иначе не поверят. Полежишь так пару часов, пока тебя не найдут. Потом – жалуйся, говори, в комнату затащили, придушили. Напирай на то, что ничего не помнишь. Должны поверить.

– Да понимаю, не дурак, – он протянул мне руки, и я принялся их вязать.

Связал парня по рукам, потом, после того как он лег на лежак, занялся и ногами, в рот воткнул одну из чистых тряпиц, оставшихся после того, как мы обмыли тело боярича, пропустил один из концов веревки через зубы. Короче, качественно связал, так, что сам Сенька освободиться никак не смог бы.

Тем временем боярич уже успел натянуть на голову подшлемник и подпоясаться тем, что парню выдали вместо воинского пояса. Вытянул притороченный на поясе нож, проверил ногтем заточку, хищно усмехнулся и вогнал лезвие Сеньке под шестое ребро.

Я успел только рвануться к нему, попытался оттолкнуть, чтобы не дать свершиться лишнему кровопролитию, но не успел. Никита, будто ужом обернулся, выскользнул из моего захвата и остался стоять на ногах. Вот, что значит – выучка. Его-то с рождения драться тренировали.

– Зачем? – только и оставалось спросить мне.

В голове что-то странно запульсировало, в глазах потемнело, и внезапно для себя я почувствовал полную беспомощность. Нет, умом я понимал, что все эти стражники, а в их числе и Сенька – мои враги. Но этому пареньку, которого и так все шпыняли, смерти не желал. Наоборот, помочь думал.

– Вот теперь нам точно поверят, – ответил боярич, выдернул нож и вытер лезвие о портки покойного Сеньки. Вытащил деньги из его кармана, подошел, пересыпал мне в ладонь. – Держи, это твое. Что дальше делаем?

– Нас мои люди с лошадьми ждут через улицу от крепостных

ворот, – ответил я, встал и потер лицо ладонью, пытаясь собраться. – Сейчас выйдем наружу, в темноте лица твоего не разглядят. Я скажу, что тебя отправили меня до постоялого двора проводить, возьмешь факел, там у входа их вязанка целая, запалишь, только аккуратнее, лица не подсвети, плечом прикрывайся. Потом на лошадь и прочь из города.

– Тогда веди, – на лице Никиты снова застыла хищная усмешка и вместе мы двинулись к выходу из каморки, которая была для него тюрьмой.

Вот ведь отмороженный, иначе и не скажешь. Мальчишку зарезал, даже не задумавшись. Я вот не смог в свое время, за меня грязную работу пришлось Ромке делать. И нужен мне такой человек рядом?

Да нужен, чего греха таить. Князя не только уважать должны, но и бояться. Нужно только надрессировать этого волка так, чтобы рвал он исключительно по моей команде и тех, на кого я укажу.

А ведь, это идея…

Я потряс головой, выбрасывая из нее все лишние мысли, тщательно запер дверь каморки на ключ, после чего мы двинулись дальше на выход. Стражника у лестницы не оказалось на месте, видимо, он так и не вернулся после того, как отошел по нужде. Понос его что ли прихватил?

Пришлось идти на улицу, где нас встретили двое стражников. Никита обошел меня, опустив голову, так, чтобы лица его не было видно. Я же остановился, встал между караульными.

– Держи, – сказал я, протягивая одному из них ключ. – Все, что смог сделал, завтра бояричу должно лучше стать. А я спать пошел, устал, целый день с ним возился, как с дитем малым.

– Борису Руслановичу доложить, что уходишь? – спросил тот. – Он вроде недавно к себе спать пошел.

– А он в курсе заходил, вон, человека со мной отправил, – я кивнул на Никиту, который как раз, повернувшись спиной, взял из вязанки факел и принялся запаливать его от точно такого же, висевшего на вбитом в стену крюке. – Незачем его зря будить. Парни, ну и страшный же он, когда злится. И так здоровый, а ведь будто еще выше становится.

– Есть за ним такое, – согласился тот из стражников, что взял ключ. – Но отходит быстро. Говорят, когда лекаря с перепоя застали, на неделю грозился в камеру посадить. Но нет ведь, на следующий день выпустили.

– Ну, с лекарями лучше не ссориться, это я вам и по себе скажу, – я криво усмехнулся. – Ладно, хорошей вам службы.

– И тебе удачи, – не преминули попрощаться и они.

Стражник повернулся к своему товарищу, и мужики продолжили прерванный разговор. Мы с бояричем двинулись прочь от терема, к выходу из крепости, причем, я пропустил Никиту чуть вперед, чтобы он мог прикрыть лицо плечом правой руки, в которой держал факел.

С каждым шагом идти было все тяжелее, мне казалось, будто я пытаюсь вышагивать по дну реки, и упругая масса течения не дает мне двигаться, сковывает тело. Я ждал, что вот-вот кто-нибудь закричит, что пленник сбежал, а в каморке вместо него лежит убитый мальчишка. Что сейчас стражники бросятся на нас, схватят, а, может быть, просто утыкают копьями.