Княжий воин
Шрифт:
Ежели выпадала воину возможность взять на рати трофей, то всему другому предпочитали добрую кольчугу.
Иной раз по воле богатого заказчика, в наиболее уязвимых местах кольчуги крепили цельнокованые железные, а то и стальные элементы: круглые "мишени" или прямоугольные "доски". Накладки богато отделывались золотой или серебряной насечкой, цветной эмалью.
– Друг перед другом только побахвалиться, - посмеивался над любителями "баски"* Людота.
– Все равно после первого же боя вся отделка отлетит.
Когда
– От прямого и сильного удара копьем, сулицей или стрелой каленой кольчуга не убережет. Но на то щит - не зевай. Да и не всяк удар в сечевой суете силен и точен. А вот меч или саблю - бронь сдюжит:
Сверчок за печкой, вторя молоткам кузнецов, пел вечную песенку, под лавкой шебуршил кот, выискивая мышей, вкусно булькало в стоящем на очаге горшке и не верилось в этом маленьком теплом мирке, что рано или поздно кольчуга будет безжалостно испытана на прочность в жестоком бою. Кого-то спасет, кого-то нет...
– Сдюжит, если добрые мастера ее делали, - улыбался Людота.
– Как мы с тобой.
Неспешно, без выкройки, колечко к колечку плетется железная рубаха - по точному счету колец. Потом заказчик отнесет кольчугу к бабке-ведунье - заговаривать. Иначе удачи воинской не будет.
– Палица иль молот боевой в умелых руках для воина кольчужного страшнее любого булатного меча, - продолжал кузнец.
– Кольчуга цела, а кости поломаны. Но если удар вскользь пошел, то, глядишь, и обойдется.
Иной раз в новую кольчугу вплетались кольца из старых, бывалых. Считалось, помогает. А лучше всего взять древнюю, полусгнившую бронь из кургана, и кольца поцелее вплести в свою. Курганов старинных в окрестностях Курска было много, но решался копать не всякий - робели древних богатырей. Они, говорят, не теперешним чета - и колдуны, как один. Но если уж могилу потревожил, то копай с особым заговором, воина мертвого задобри корчагой доброго пива, ничего не бери, кроме того, за чем пришел, и курган за собой закрой. Иначе дух богатырский будет тебе мстить.
Среди курян ходила байка, что кольчуга из кургана была у деда Рожно. Вроде бы тысячу лет в земле лежала - ни копье, ни стрела не брали:
Вечернюю работу прерывала, позевывая, Марфа:
– Хватит уж стучать - спать пора. Всей работы не переделаете и всех баек не перескажете.
...Еще теплившийся в печи огонь неяркими отблесками отражался в развешанном по стенам избы оружии. По русскому поверью нечисть боялась воинского железа, а потому в сундуки его не прятали и держали на виду, не опасаясь печной копоти. Лишний раз оружие почистить только на пользу - чтобы от хозяйской руки не отвыкало:
Словарь:
сулица - короткое копье
баска - красота
Глава пятая
ТОРЖИЩЕ,
(май 1184-го года)
– Суетятся в детинце, готовятся, - рассказал Людота, вернувшись в очередной раз от посадника.
– Велено стрел поболе.
Курский князь Всеволод Святославич собирался принять участие в совместном походе нескольких южнорусских князей на половцев.
– После Пасхи выступают, - сообщил Людота.
– Дружина идет, а ратников не берут:
Поход будет неудачным: зарядят дожди, дороги превратятся в болота, изрядно помесив грязь, русские вернутся не солоно хлебавши. Это если верить летописям. Но мало ли какие фортели способно выкидывать время. Может, эта жизнь, окружавшая Романа - иной временной канал, "параллельное время", всего лишь очень похожее на то, что для него было реальной Историей:
– А войско купное* поведет Игорь Святославич, нашего князя братец, - продолжал Людота. В его голосе благоволения к князю Игорю не чувствовалось.
– Уж больно замашный* князюшка - в батюшку своего, Святослава Ольговича, царство ему небесное. С отрочества славы себе ищет, да никак не найдет.
Действительно, всю взрослую жизнь (а князем он стал в Путивле в четырнадцать лет) Игорь только и воевал. При этом князь не видел разницы против кого и с кем вступать в союз - лишь бы славы прибыло. Половцы поочередно становились то его врагами, то соратниками. В союзе со своим будущим сватом, ханом Кончаком, он в 1180 году даже пытал счастья под стенами Киева - но едва ноги унесли.
– Года два назад, когда Игорь Святославич сосватал Кончаковну за сына своего, гостил хан в Курске с младшей дружиной, - рассказывал Людота.
– Пировали знатно. И мне, грешному, перепало малость от княжьего стола.
– "Малость"?
– подала голос Марфа.
– Всю седмицу*, как куль, на телеге привозили. К утру. Скинут у ворот, в калитку стукнут - забирай, мол - и ходу.
– Да уж, - крякнул Людота смущенно, - отвел душу. Но пуще того забавы ратные, что с половцами устраивали. В стрельбе лучной и в кулачном бою они молодцы. Но наши лучше.
– Мели, Емеля, - засмеялась Марфа.
– С махмары* чего не померещится.
– А тебе завидно, что тебя винцом зеленым не попотчевали?
На вопрос Романа о половцах - какие из себя, каковы их повадки, привычки - кузнец ответил:
– Люди, как люди. У меня даже дружок среди них завелся. Он креститься православной верой хотел, но все как-то не с руки получалось: то попы лыка не вяжут, то сам пьян. Овлуром* звали его:
– Разбалабонился, - оборвала его Марфа.
– Сам говоришь, работы много - так нечего языком молоть.
– И то, - Людота поднялся с лавки.
– До Пасхи поспеть надо. Ты, Ромша, тоже не мешкай, запрягай лошадку и езжай на торг за укладом* - пуда три купи.