Княжна

Ростов Олег

Магистр оффиций кивнул. Золочёные двери в палату открылись. Мы зашли. За последним воином обе створки двери закрылись. Палата была большая и богато украшена. Сразу чувствовалась что здесь сосредоточение роскоши, власти и богатства. Насколько я понял это было не совсем торжественное принятие иностранных послов. Тем более мы и не являлись послами. На золотом троне сидел представительный мужчина лет сорока. Но был он не в традиционном наряде византийского императора, а в воинских доспехах, пусть и церемониальных, то есть лёгких. Я остановился примерно в двадцати шагах от трона, находящегося на возвышении. Моя свита стояла за мной. Наверное нам стоило упасть на колени, облобызать ковровую дорожку. Но мы продолжали стоять. Файл памяти услужливо отщелкнул информацию: «Василий Первый Македоняни. Основатель македонской династии. По происхождению армянин, родившийся в Македонии. Из крестьян. Детсво и часть юности провел в неволе, так как его семья находилась в рабстве у Болгарского хана Крума. Будучи юношей ему удалось совершить с ещё несколькими своими соотечественниками побег в Византийскую Фракию. Оттуда перебрался в Константинополь. Василий был красивым юношей, к тому же был физически сильным, что способствовало ему стать фаворитом императора Михаила

Третьего и занять должность паракимомена, которую обычно занимали евнухи. Эта должность была одной из высших должностей империи, фактически главный министр. Вот только судя по его потомкам Василий евнухом явно не был! Император женил его на своей любовнице. Македонянин хорошо вписался в новую знать и в итоге устранил влиятельного дядю императора Варду, после чего его провозгласили кесарем и он стал соправителем императора. Потом Василий организовал убийство самого императора и сам напялил на себя имперскую корону, взобравшись на золотой трон византийских автократоров. Шустрый малый! Такому палец в рот не клади, откусит по пятки! В палате находилось с пару десятков каких-то хмырей в богатых туниках расшитых золотом и с полсотни спафариев.

— Архонт Ярослав! — выкрикнул какой-то мужик в золочёной тоге. Он смотрел на меня. — Склонись архонт перед божественным автократором и цезарем Римской империи.

Ещё чего не хватало. Я усмехнулся. Неожиданно львы стали открывать пасти и рычать. Павлины распушили свои перья. Я видел как побледнела Этна и сжала кулачки. Мда, сие действо довольно сильно обескуражило моих сопровождающих. Я посмотрел на императора. И опять усмехнувшись слегка кивнул ему и покачал разочарованно головой. Мы смотрели друг другу в глаза. Чувствовалось, что Василий настоящий хищник. Но и я был далеко не овцой. Клыки тоже имел. Мы минуты три ломали друг друга взглядами. Львы продолжали что-то там рычать. А павлины складывать и раскладывать хвосты. Наконец на губах императора скользнула улыбка. Он тоже слегка кивнул мне. Вообще он на внешность был симпатичный мужчина. Довольно хорошо физически развит. Только низковат против меня. У него был аккуратно подстриженная коротка борода. И курчавые черные с проседью волосы. Перевел взгляд на глашатая или кто он там.

— Я Великий князь Ярослав. И склоняюсь только перед своей царственной женой и то когда мы одни с ней. Я не подданный васильевса ромеев. И я не напрашивался в гости. Это меня сюда пригласили.

Глашатай хотел что-то сказать, но император поднял руку. Все замолчали. Я посмотрел вновь на Василия.

— Аве император! — поприветствовал я его. Так же как когда-то приветствовали императоров Рима. Для него это было лестно, а от меня не убудет и унижения нет. Он кивнул.

— Аве архонт руссов.

Василий встал с престола и медленно подошёл ко мне. Все молчали наблюдали за нами. Василий с интересом осмотрел мою свиту. Особо задержался возле Этны. Потом спросил меня:

— Архонт, я вижу у тебя в охране амазонка?

— Есть такое.

— Я думал их уже давно нет.

— Иногда попадаются. Но редко.

Он посмотрел на меня недоуменно, а потом засмеялся. Я тоже.

— Уступишь?

— Извини цезарь, но она не рабыня, она воин. Тем более я принял её в свой род. Да и муж у неё есть. — Я кивнул на Рольва. — Вот он.

Император понимающе кивнул. Посмотрел на Рольва.

— Пойдёшь ко мне в спафарии? Вместе со своей женой-амазонкой? Не обижу.

— Нет рекс. Не сочти это за оскорбление, но я свободный хёвдинг. Да и обязательства у меня перед конунгом Ярославом и его женой царицей Мстиславой. Так что останусь с ними.

Император опять кивнул, потеряв интерес и к Рольву и к его жене. Посмотрел на меня.

— Архонт, приглашаю тебя поговорить в более приватной обстановке. Пойдём в мою апсиду. Будем говорить лицом к лицу, без посторонних.

И указал мне на апсиду напротив входа в палату. Вход в саму апсиду был закрыт на две серебряные двери с изображениями Иисуса Христа и Богоматери. Золотая палата представляла собой восьмиугольный зал, увенчанный куполом с 16 окнами. На восьми сторонах палаты находилось восемь апсид, соединявшихся между собой. Императорская располагалась напротив входа в палату. Именно оттуда выходил император в блеске своего величия, являясь перед своими поданными. Этна и Вторуша двинулись за мной. Но я остановил их жестом. Разговор предстоял серьёзный и лишние уши, пусть и преданные до мозга костей были не нужны…

…Я вновь стоял на палубе флагманской карраки, вдыхая морской воздух, напоенный солью, йодом и свежестью. Мы подходили к устью Днепра или Данапра, как его называли греки. Там находилось какое-то хузарское селение. Мы его не трогали. Кроме самих хузар, там жили и греки, и потомки готов. Здесь нас уже ждали ладьи. Морские глубоко сидящие корабли оставили в этом селении. Главе городка разрешили продать часть грузовых кораблей. Треть от вырученной цены он оставлял себе, остальные деньги должен был передать с купцами в Златоград. Часть грузовых кораблей должен был оставить для наших купцов. Так же оставили наши карраки и каравеллы. Тащить их по Днепру не имело смысла. На Балтике я хотел построить новые суда. Естественно все орудия с них сняли. А сами корабли поставили на консервацию на берегу. Всё же бегать через проливы мы планировали и дальше. Пушки и остатки пороха с ядрами и картечью загрузили в ладьи. Туда же перегружали и все трофеи. Провозились две с лишним недели. Но всё погрузить не смогли, ладей не хватало. То что не влезло потащили по земле, вдоль берега на телегах и арбах.

Почти год нас не было дома. До холодов мы должны были успеть дойти до столицы. Ладьи и драккары викингов шли с большим перегрузом, медленно. Потом преодолевали пороги. Шли на стороже. Но слава богу печенеги-пацинаки и огузы не решались пока на нападение. Народ был злой и отдавать своё никто не собирался.

Я смотрел на Бояна. Улыбался. Старый боярин нашёл таки свою любовь. Да-да. Тогда в Константинополе, когда мы стояли на стоянке в Софийской бухте возвращаясь домой, к пристани пришла женщина в сопровождении двух мужчин. Один был постарше и один совсем молодой. По их одежде было видно, что они относились к богатому сословию. Мужчины к тому же были воинами. Когда я вернулся от императора, то увидел Бояна на пристани. Он обнимал женщину, а она его. Оба плакали. Это была Епифия, его юная любовь, которую он потерял много лет назад спасаясь из Константинополя от преследования

её разъярённого отца. Епифию тогда выдали замуж за одного престарелого царедворца. Она родила сына. Он и сопровождал мать со своим сыном на пристань. Как оказалось, Епифия была уже беременной, когда её отдали в жёны старику. Муж её умер спустя пять лет. Она осталась вдовой и больше замуж не выходила, хотя ей ни один раз предлагали замужество. Она верила, что её Боян придёт за ней. Ждала его всю жизнь, воспитала сына. Узнав, что в Константинополь пришёл большой флот руссов она ещё тогда, когда мы только шли в набег, приходила в Софийскую бухту. Но руссы на берег практически не сходили. И только на обратном пути ей удалось поговорить с одним из них, когда они высадились на пристани. Епифия не могла поверить. Что Боян, её Боян здесь рядом. На одном из кораблей. Она заплатила тому руссу, попросив передать Бояну, что Епифия ждёт его. Русс золота не взял и действительно сообщил старому воеводе, о какой-то женщине, которая ждёт его на пристани. Вот так они и встретились. А встретившись расставаться уже не хотели. В итоге Епифия и один из их с Бояном внуков, самый младший, ему едва исполнилось тринадцать, ушли вместе с руссами, что бы уже никогда не вернуться. Бояна нужно было видеть. Он словно сбросил пару десятков лет. Помолодел. Его глаза горели счастливым огоньком. Обрести после стольких лет разлуки любимую женщину и не только её, но и своего потомка — внука. Всё войско наблюдало за ними. На одном из привалов Гуннульв с Сигуртом и Рольвом предложили обмыть это дело и устроить грандиозную пьянку. Всем понравилось. Устроили. Горели костры, били барабаны, играли флейты и дудели дудки. Народ пил, ел, танцевал. Одним словом веселился. Все уже предвкушали скорую встречу с родными. Георгий был определён мной ко мне в свиту вместе с Вторушей и Этной. Два дня народ гулял. Я махнул рукой. Время ещё было. Сидя возле костра вспоминал разговор с императором. Василий ясен перец хотел получить артиллерию. Но это оказалось ещё не всё. Ему нужна была сталь, стекло, зеркала и, что самое удивительное, косметика! Косметика производившаяся в мастерских моей жены пользовалась бешеной популярностью не только у женщин империи, но и на востоке. Не меньшей популярностью пользовалось и нижнее женское бельё. Если честно я был удивлён. Вообще с того момента, как мастерские Мстиславы стали производить косметику, одежду, в том числе нижнее бельё, я не особо вдавался в это дело и тем более какой доход всё это приносило. Оказалось суммы были довольно существенные. Конечно пошли копии, но вот именно, что копии. Настоящим брендом было то, что изготовлено именно в Златограде. Это считалось престижем. Мало того, если на копиях не было логотипа Мстиславы, то к такому контрафакту относились спокойно. Но не дай бог торгаши пытались выдать подделку за настоящее изделие руссов, их ждала мучительная смерть и не потому, что кто-то заботился о благополучии Мстиславы, а потому, что настоящий бренд стоил дорого и если покупателя, а это были в основном богатые аристократы, обманывали, то наносился урон его чести. В глазах других он или она выглядели лохом или лохушкой, над которыми могли посмеяться, а это бесчестие. За такое можно было быстро лишится головы, так как вопросы чести соблюдались очень скрупулёзно и педантично. Посмешищем никто выглядеть не хотел. Поэтому требование было жестким — если ты продаёшь копии, подделку, то должен об этом поставить в известность покупателя, тогда никто к тебе ни каких претензий не предъявит. Хотя среди копий, особенно среди одежды, попадались изделия очень хорошего качества. Ведь искусственных тканей ещё не было. Но всё же всё, что производилось не в Златограде отличалось от изделий Мстиславы. Почему? Ответ прост — ещё долгие столетия вся одежда шилась вручную, пока не изобрели швейные машины. А когда шьют вручную, то стежки были не совсем ровными, в отличии от машинного шитья. В Златограде же, в мастерских царицы одежду шили с помощью швейных машин, что сразу сказалось на качестве — стежки были ровными и одинаковыми. Кроме того трудозатрат было гораздо меньше, чем при ручном производстве. Вообще швейные машины Мстислава засекретила своим волевым решением, сразу поняв, какой гаджет она получила. Информация о машинах охранялась не хуже военных секретов. Тем более за это время мне удалось доработать машины с учётом прежних ошибок и косяков. Теперь белошвейки Мстиславы имели особый статус и считались особой кастой. Замуж выходили только с прямого разрешения царицы. Конечно завладеть секретами Златограда пытались многие. Шпионы суетились как стая тараканов. Но и служба безопасности мышей ловила хорошо. Кого сразу клали под топор палача, если он узнавал слишком многое из того, что знать категорически воспрещалось, либо если узнать что-то запрещённое не успевал, оправлялся на каторжные работы. Например ломать камень. А камня и кирпича требовалось много. Златоград одевался в кирпич и камень. Мы с Мстиславой, а так же арабскими и византийскими архитекторами сделали генеральный план застройки города. Это была тотальная реконструкция. Улицы строились широкие с каменными мостовыми с водоотводами и подземной канализацией. Учитывался опыт как арабских строителей, так и византийских. Что те, что другие имели в этом не слабые знания, оточенные столетиями такого строительства и благоустройства. Особенно византийцы, архитектурная школа которых базировалась ещё на римской.

Эпилог

Мстислава рисовала какой-то узор пальчиком мне на груди. Я лежал на спине прикрыв глаза. Прошло уже больше месяца, как мы вернулись домой. Был уже ноябрь. Лили холодные дожди. Иногда пробрасывал мокрый снег.

— Ладо мой, — проговорила она, — что делать будем с ободритами и вендами?

— Вендами?

— Ты зовешь их лютичами. Всё верно, — Мстиша поцеловала мне грудь, — франки называют их тоже лютичами, то есть лютые, злые, жестокие.

— А что с ними делать?

— Они попросили помощи против Восточно-Франкского короля. Предлагают вместе ударить по нему.

— Правда?

— Ярослав, ну сколько уже говорено?

— Нам с печенегами разобраться нужно. — Почувствовал как Мстислава напряглась, её глаза сверкнули злостью.

— С этими псами погаными обязательно. Пусть лучше у меня степь безлюдной станет, чем я успокоюсь и спущу это. Харавои знают об этом и уже отбежали на юго-восток. Я послала с двумя взятыми в полон пацинаками хану фемы Харавойи голову его сына и племянников. Тех, кому не повезло на Днепровском пороге. Думаю хан Госта очень обрадуется этому подарку. Пёс шелудивый. Вот что ему не сиделось в своей степи? Пас бы своих баранов и жрал кумыс бы себе спокойно.